Там, в глубине, стоял черный, длинный, как крокодил, "линкольн" с затемненными стеклами, с погашенными огнями. Варя подошла к машине. Задняя дверца открылась, она нырнула в теплый, пахнущий хорошим одеколоном салон.

- Привет, лапушка, - послышался из мягкой глубины низкий мужской голос.

- Привет, - ответила Варя довольно мрачно.

- Какая-то ты сегодня грустная, Варюша, - из темноты протянулась рука, нежно погладила Варю по щеке, - чего тебе? Кофейку? Соку?

- Соку. Клюквенного, как всегда. В салоне зажегся свет. Рядом с Варей, на заднем сиденье-диване, раскинувшись, сидел маленький худой человек, совершенно лысый, с лицом, похожим на череп. Крошечные глаза тонули в глубоких глазницах, прятались под тяжелыми и совершенно голыми надбровными дугами.

- Слушай, Пныря, я тебя знаю больше трех лет, но все не могу понять, у тебя глаза какого цвета? - спросила Варя, отхлебнув густого клюквенного сока.

- Вроде, карие, - ответил он и улыбнулся, - ты мне зубы-то не заговаривай, o лапушка. Ты зачем Васю сдала?

- Ты обещал, что он вообще не выйдет из тюрьмы и я его никогда больше не увижу.

- О моих обещаниях мы после поговорим. Сначала ответь на вопрос.

- Я его не сдавала, - Варя тряхнула волосами и отвернулась, - во-первых, он сам подставился. Во-вторых, он бы меня обязательно засветил.

- Как же это он подставился?

- Сам знаешь, - она вытащила из сумочки сигареты, закурила. - Ему не надо было убивать журналиста. Мог бы и перетерпеть. Но он решил удовлетворить свое оскорбленное самолюбие, не подумал, поддался эмоциям. Кстати, именно поэтому я и боялась, что он меня засветит у Мальцева. А это, Пныря, не в твоих интересах.

- И все-таки ты плохо поступила, что сдала Васю.

- Я тут вообще ни при чем. Дело по убийству журналиста попало к умному следователю. Я только намекнула, и если бы следователь не знал, о ком речь, то ничего бы и не было с твоим Васей.

- С моим? - укоризненно покачал головой Пныря. - Это ты, лапушка, преувеличиваешь. Он скорее твой, чем мой. Во всяком случае, тебе это в минус. Поняла, меня?

- Ну, один минус - не страшно. Зато плюсов сколько! Я тебе Красавченко вычислила? Вычислила.

- Не надо, солнышко, не преувеличивай. Это, как говорится, семечки. Ты только дала координаты, а вычисляли его мы. Да и неизвестно, насколько он был вредный, Красавченко этот. Ну, чего он мог добиться?

- Не знаю, - Варя помотала головой, - если для тебя сто тысяч - семечки, тогда не знаю.

- Ладно, молодец. А с Васей ты все же не права. Он так старался, придумал сам инсценировку, заодно убрал лопуха-свидетеля, который запросто мог его заложить по делу с журналистом. И все прошло гладенько, как по маслу. Считай, уже внедрился.

- Ага, и ты ему дал Петюню в помощники. Спасибо тебе. Жаль, я не видела всего спектакля с самого начала. Представляю, как здорово Петюня сыграл заказчика. Я многое потеряла.

- Эй, Варька. Не заводись! - ласково проворчал Пныря. - Мала еще меня учить.

- Я не хочу, чтобы твой Вася вертелся у меня под ногами. Просто не хочу, и все, - произнесла Варя, резким движением гася сигарету.

- Ну-ка, девочка, притормози, - Пныря чуть повысил голос, - это мое дело кого внедрять. Я не могу так разбрасываться людьми из-за твоих капризов. Вася работал на меня много лет, и неплохо справлялся.

- Ладно, Пныря. Давай уж по-честному. Я тебе брошь с бриллиантом, а ты мне - Васю. Без всяких минусов.

- Да, с брошью ты умница, - кивнул Пныря, - что правда, то правда. Главное, вовремя. Оперы туда пришли буквально через три часа после нас. Слушай, что же ты Мальцеву своему не подсказала, с самого начала?

- А сначала я сама ничего не понимала.

- Ну уж? Не прибедняйся. Ты со мной связалась в среду, как только узнала про Красавченко. Неужели не могла своему Мальцеву хотя бы намекнуть?

- Ты думаешь, он стал бы меня слушать? - усмехнулась Варя. - Был момент, когда я чуть не вмешалась. Как узнала, что они собираются в Канаде устраивать наркодопрос Беляевой, решила, что оба совсем свихнулись. Конечно, от камней они дуреют, что старший, что младший, перестают соображать, только глазами сверкают и готовы делать любые глупости, лишь бы достать, раздобыть. И все-таки я до последнего момента надеялась. Ну, ведь не надо много мозгов, чтобы понять: если кто-то и копал землю по-настоящему глубоко, то уж точно не дачники. Во всяком случае, не они первые. Дачи там стали строить только после войны. А до этого был совхоз, крестьянские дворы. Крестьяне дома строили, картошку сажали, использовали каждый клочок земли. Надо было искать тех, кто жил в Батурине сразу после революции.

- Погоди, но они ведь выяснили, что после революции на том участке стоял дом каких-то крестьян Кузнецовых. Ты говорила, они действуют правильно.

- Ну да, они были правы, пока не сошли с ума. У них все шло отлично, - кивнула Варя, - им удалось проследить историю совхозного семейства до конца. Семейство после войны переехало в Москву. Они узнали три московских адреса, быстро и очень удачно провернули огромную работу по сбору информации. Им везло, их как будто на волнах несло к победе. Это не я сказала. Это Пашенька-профессор любит так красиво выражаться. - Варя усмехнулась. - Последний отпрыск Кузнецовых сильно пил, совершенно опустился и числится без вести пропавшим с 1985 года. Вот они и решили, будто это тупик.

Им хотелось что-то делать, не терять надежду. Столько информации: портрет, дневник Сони Батуриной, где точно обозначено место - и тупик! Разве можно в это поверить, остановиться? А в такой ситуации люди, как правило, совсем теряют голову. Тогда умник Паш