- Нет. Я совсем по другому поводу, - Леонтьев, не ожидая приглашения, уселся в кресло.

- Очень интересно, - усмехнулась редакторша, - чем же обязана?

- Зоя Анатольевна, когда вы в последний раз видели вашего племянника Сливко Антона Евгеньевича?

Надо отдать ей должное. Собой она владела великолепно. Капитан и не заметил бы, какое сильное впечатление произвел на нее этот вопрос, если бы смотрел ей в лицо. Но взгляд его упал на руки. Пальцы ее сжались так сильно, что костяшки побелели. Отманикюренные ногти впились в ладонь, и он подумал, что сейчас кровь потечет.

- А в чем, собственно, дело? - спросила она равнодушно.

- Дело в том, что отпечатки пальцев Сливко обнаружены на банке, в которой хранилось сто грамм сильнейшего наркотика псилобицина. Думаю, вам, кандидату медицинских наук, не надо объяснять, что это за наркотик. Кроме того, в квартире, где проживал Сливко в течение недели, найдено оружие. И наркотики, и оружие принадлежат вашему племяннику. А сам он исчез.

- Что за квартира? Какая квартира? - быстро, почти шепотом спросила Астахова.

- Дом гостиничного типа в Выхине. Хозяйка - пожилая, психически больная женщина. Ваш племянник проживал у нее на правах близкого друга. Правда, недолго. Всего лишь семь дней. И вероятно, уходил оттуда в такой спешке, что забыл оружие и наркотики.

- Выхино? - медленно произнесла Астахова. - Дом гостиничного типа? Капитану на миг стало жаль ее. Гладкое холеное лицо сделалось пепельно-серым под тонким слоем пудры.

- Да, Зоя Анатольевна. Именно в этом доме случился пожар, при котором погиб писатель Виктор Годунов. А племянник ваш, как нарочно, именно в ту трагическую ночь и исчез. Так когда вы видели его в последний раз?

- Кого? - она вдруг тупо уставилась на капитана и заморгала часто, словно у нее начался нервный тик.

- Вашего племянника, Сливко Антона Евгеньевича, - терпеливо объяснил капитан.

- Когда? - она продолжала хлопать ресницами. Это был совершенно неожиданный поворот. Леонтьев растерялся. С такой реакцией на допросах ему приходилось сталкиваться не раз. Так вели себя мелкие воришки, уголовные "шестерки", всякая криминальная шелупонь. Тянули время, тупо, испуганно и совершенно бессмысленно изображали то ли глухоту, то ли слабоумие. Эти наивные фокусы знает каждый сержант районного отделения и умеет легко справляться, щелкать, как орешки, проблемы с внезапной "глухотой".

Но чтобы умная, хитрая, прожженная мадам, главный редактор крупнейшего книжного издательства, растерялась до такой степени, что принялась корчить из себя глуховатую идиотку, - такого капитан Леонтьев еще не видел.

- Зоя Анатольевна, вам нехорошо?

- Со мной все нормально, - произнесла она медленно, почти по слогам, - простите. Я просто волнуюсь за своего племянника. Он очень больной человек. Психически больной. Вам, разумеется, уже известно, что он отсидел десять лет за убийство. Но это было несправедливо. Зона его окончательно сломала.

- А чем он занимался потом?

- Работал.

- Где?

- Дома. У себя дома. Я купила ему однокомнатную квартиру, - голос ее звучал глухо и монотонно. Казалось, внутри у нее прокручивалась магнитофонная пленка на неправильной скорости. Зоя Анатольевна произносила слова страшно медленно, почти по слогам, - Антон занимался вязанием.

- Чем, простите?

- Вязанием. Сначала ручным, потом машинным. Я купила ему японскую вязальную машину. Он вязал очень красивые свитера, кофточки, платья.

- Это замечательно, - кивнул капитан, - и что, у него были заказчики? - Были.

- А кто именно? Можете назвать хотя бы нескольких?

- Я. Вот этот пуловер связал Антон.

- А кроме вас?

- Разве это так важно? Антон сидел тихо и занимался спокойным безобидным делом.

- Он употреблял наркотики?

- Иногда баловался.

- Что значит - баловался? Вы же врач, Зоя Анатольевна. Ваш племянник наркоман или нет?

- Я отошла от медицины.

- Ну, не настолько далеко, чтобы не разбираться в таких элементарных вещах. Да, в общем, медицина здесь ни при чем. Я повторю вопрос. Ваш племянник наркоман или нет?

- Нет.

- Ну ладно. Допустим. Когда вы видели его в последний раз?

- Две недели назад.

- Где? При каких обстоятельствах? Пожалуйста, расскажите как можно подробней.

- Я привезла ему пряжу. Итальянскую, тонкую, темно-синего цвета. Я хотела, чтобы он связал для меня костюм. Главное, чтобы он был постоянно занят. Я платила ему деньги. Он чувствовал себя нужным. Это ведь настоящее творчество, вы не думайте. Он действительно очень увлекся, я приносила ему модные журналы, он сам придумывал новые фасоны. Он работал как настоящий художник-модельер. Послушайте, как вас там?

- Андрей Михайлович.

- Так вот, уважаемый Андрей Михайлович, мой племянник Антон никакого отношения к смерти Ракитина не имеет. Ни малейшего. Так совпало.

- Что именно, по-вашему, совпало?

- Вы прекрасно понимаете что. У него было болезненное влечение к пожилым женщинам. Геронтофилия - это болезнь, понимаете вы или нет? Он ничего не мог с собой поделать. Его влекло к старухам, и ладно бы к приличным... Нет, ему нравились грязные бабки, бомжихи. Можете представить, насколько это опасно? Чесотка, вши, сифилис... - она вдруг замолчала, словно опомнившись, и опять уставилась на капитана невидящими, пустыми глазами.

- Подождите, Зоя Анатольевна, не надо так нервничать, - произнес капитан как можно мягче. - О том, что Сливко страдал геронтофилией, мне известно...

- Ничего вам не известно, ничего вы не понимаете! - крикнула она, перебив капитана на полуслове. - Оставьте мальчика в покое!

Леонтьев давно заметил, что люди, проявляющие твердокаменную выдержку, когда речь идет о чужой беде, как правило, начинают дико, непристойн