Когда душа раздета и разута, так сладко засыпать к стене лицом, птенцом в горсти казенного уюта...

У Регины была отличная память на тексты, особенно на стихотворные. Ей приходилось слушать множество песен, сидя с Веней на прослушиваниях, присутствуя иногда на клипов озвучках. Часто какой-нибудь случайный кусочек накрепко застревал в памяти, прилипал к языку и напевался сам собой. "Что это? Откуда? Это не попса. Мелодия совсем другая и текст..."

Закутавшись в мягкий махровый халат, Регина забралась с ногами в большое кожаное кресло и закурила.

Вот вспыхивает спичечный огонь в прозрачном шалаше твоих ладоней...

И тут она вспомнила: высокий молодой человек на сцене дурацкого пионерского зала, в котором Веня прослушивает всякую уличную шелупонь.

Молодой человек не стоит, а сидит на краю сцены. У него неприлично грязные ботинки сорок четвертого размера. На коленях - гитара. Большие руки, сильные гибкие пальцы. Очень приятный голос.

- Синицын! - Регина даже шлепнула себя по голой коленке. - Конечно, это кусок из песни Синицына, того самого, с которого все началось.

- Почему ты так уверенно отшил его? - спросила она Веню, когда высокий молодой человек ушел. - По-моему, в нем что-то есть.

- А по-моему, ничего, - ответил Веня раздраженно, - все это было хорошо для московских кухонь начала восьмидесятых.

- Как знаешь, - пожала плечами Регина. Вечером того же дня, под гипнозом, Веня рассказал о ночном пикнике на берегу Тобола с новыми подробностями.

- Веня, этого парня надо держать под контролем, - сказала Регина потом за ужином, - зря ты отшил его. Он может быть опасен. Лучше было бы сделать раскрутку, отснять пару клипов. Ты ведь знаешь, это все равно что посадить на иглу. Он бы стал ручным и тихим, он бы забыл все, что было четырнадцать лет назад, - если он вообще что-нибудь помнит о крови на свитере.

- Он помнит. Мне тяжело его видеть. Мне страшно. - Хорошо, - вздохнула Регина, - я возьму это на себя.

Ей быстро удалось узнать, что жена Дмитрия Синицына Катя наркоманка. Она позвонила им домой.

- Здравствуйте, Митя. Это Регина Валентиновна Градская. Вы помните меня?

- Да, конечно. Здравствуйте, - было слышно, что он растерялся и обрадовался. Он, конечно, помнил ее - после его прослушивания прошло всего лишь три дня.

- Я вам должна сказать, ваши песни произвели на меня очень сильное впечатление. Нам надо встретиться и поговорить. Что выделаете сегодня вечером?

- Я... Я свободен.

- Ну и отлично. Могу подъехать к вам через час, если не возражаете.

- Спасибо... - смущенно замямлил он. - Но я живу на окраине, в Выхине.

- Ерунда, - улыбнулась в трубку Регина, - я на машине. Диктуйте адрес.

- У нас с Вениамином Борисовичем иногда не совпадают вкусы, - говорила она, сидя на старом диване в убогой двухкомнатной квартирке в Выхине. - Он человек деловой и жесткий. Он не увидел перспективы в ваших песнях, а я все эти дни не могу их забыть. Я так давно и счастливо живу, что вот уже себя не замечаю и, если неожиданно встречаю, не узнаю и в гости не зову.

Она пропела это тихо и точно, с задумчивой улыбкой. Синицын покраснел от удовольствия.

- Неужели вы сразу запомнили наизусть? - спросила худенькая стриженая Катя, переводя восхищенные глаза с гостьи на мужа.

- Как видите, да. У меня хорошая память на талантливые стихи. Их сейчас так мало, а уж в нашем попсовом бизнесе И вовсе нет. Вы мне дадите кассету?

- Да, конечно, с удовольствием, - сказал Митя. А Катя тут же вскочила и побежала в другую комнату. Она вернулась через минуту, у нее в руках была целая коробка кассет.

- Малыш, зачем так много? - смутился Синицын.

Регина просидела у них часа два, пила дрянной растворимый кофе, говорила о литературе и музыке, о загадочной природе таланта. Она ничего не обещала. Только восхищалась Митиными песнями и сетовала на бездарность современной попсы и на холодный прагматизм своего мужа.

- Проводите меня до машины, Митенька, - попросила она, когда он подал ей пальто в прихожей.

Они вышли в пустой заснеженный двор. Стояла звездная январская ночь.

- Я вижу, у вашей Катюши серьезные проблемы. - Регина старалась говорить как можно мягче и сочувственней.

- Ну, есть некоторые сложности со здоровьем...

- Не надо меня стесняться, Митюша. Я врач, причем именно такой врач, какой нужен вашей жене. Ведь Катя употребляет наркотики.

- Неужели это уже заметно с первого взгляда? - испуганно спросил он.

- Мне - да. Но я специалист. У меня глаз наметанный.

- Это продолжается полтора года. Я пытаюсь бороться, но все без толку. Честно говоря, иногда мне кажется, что это безнадежно.

- Вы ошибаетесь, Митюша. На мой взгляд, пока процесс вполне обратим. Если, конечно, не терять времени.

- Она уже лежала в больнице, и к частным наркологам мы обращались. Это очень дорого, а эффекта никакого.

- Знаете что, - Регина тронула его руку, - я попробую вам помочь. Я поработаю с вашей Катей. Насчет денег не беспокойтесь. Я давно уже могу себе позволить лечить бесплатно. Я всегда чувствую, мой это больной или нет. Берусь только тогда, когда случай кажется мне интересным. И не безнадежным...

- Я не знаю, как вас благодарить, Регина. Валентиновна...

- Идите домой, Митюша. Холодно, а вы в одном свитере, - улыбнулась она, усаживаясь за руль своего темно-синего "Вольво".

За месяц она сумела стать для Синицыных своим человеком. Она приезжала к ним довольно часто, проводила с Катей сеансы гипноза. Она могла бы действительно вылечить эту тихую, забитую девочку с глубокими внутренними комплексами, идущими из детства.

Катя Синицына была очень внушаема и доверчива, смотрела на Регину с обожанием, как на добрую фею. Но Регина не собиралась избавлять эту малышку от наркомании. Она только слегка снимала симптомы, чуть-чуть корректирова