Глава: 11
ав. Да, она многого не умеет. Да, у нее кое в чем нет опыта. Но
репутация -- это тоже оружие, и немаловажное. Знаешь, Паша, -- добавил
Гордеев, остановившись за спиной у своего зама, -- я, честно признаться, сам
не знал этого. Только когда генерал меня вызвал и стал орать, что Настя --
моя любовница, тогда я понял, что тот, кто его на меня натравил,
интересуется в основном Каменской. А это значит, ему сказали, что реальная
опасность может исходить только от нее. Конечно, в первую минуту мне было
обидно. Что же, выходит, мы все не в счет? Я тридцать лет в розыске работаю,
и меня преступник не боится, а она -- всего шесть лет, и уже такая слава.
Вот тогда, Пашенька, я и понял, что это -- другие преступники. Поэтому они и
не боятся тех, кто вырос из старой школы, они понимают, что у нас логика
другая, мышление другое. Если хочешь, привычки другие. А Анастасия -- она
особенная. У нее мозги набекрень. А это означает, что я прав.
-- Ну хорошо, пусть ты прав, -- примирительно произнес Павел
Васильевич. -- И пусть ты такой храбрый, что ничего не боишься. Но объясни
мне, Бога ради, неужели нельзя никаким другим способом убедиться, что тот,
кого мы пасем, и есть убийца Филатовой? Неужели так необходимо ждать, пока
он придет убивать Настю? Тьфу, -- с досадой добавил он, -- даже произносить
страшно.
Гордеев вздохнул, сел за стол, потер рукой лысину и лоб.
-- Не знаю, Паша. Я ничего не могу придумать. То есть на самом деле
способов много, но я боюсь его спугнуть. Я на сто процентов уверен, что
оружие он при себе не носит и документы его в идеальном порядке. Так что
имитация облавы ничего не даст. Задерживать его незаконно я не хочу. Ты мои
принципы знаешь, и отступать от них я не буду даже ради этого "заказника". А
уж если это и вовсе не убийца, а кто-то, кто делает по его поручению
черновую работу, мы просто-напросто сорвем всю комбинацию. У нас есть улики,
по которым можно судить, этот ли человек был в квартире Филатовой. Ну и что?
Когда он там был? Как доказать, что именно в момент убийства, а не за час и
не за день до него? У нас, Паша, есть повод для разговора с ним, но и
только. А оснований для задержания и тем более ареста -- ноль.
-- И чего ты добиваешься? Ждешь, когда он начнет убивать Настю, и
возьмешь его с поличным? Ты в своем уме?
-- Я, Паша, жду, когда он принесет мне доказательства. Сам принесет,
своими руками.
-- А если не принесет?
-- Тогда я скажу тебе, что прав ты, а не я. Оставлю отдел на тебя и
уйду с позором.
x x x
В этот же день рано утром Ларцеву позвонили.
-- Он хочет, чтобы я поехал с ним.
-- Когда?
-- Мы встречаемся через час.
-- Он объяснил, зачем? Вы же дали ему адрес.
-- Хочет, чтобы я сам его познакомил Мол, свой человек, не с улицы
пришел.
-- Хорошо, поезжайте. Только будьте посдержаннее. И не мешайте ему,
пусть делает все, что сочтет нужным: Можете даже ему помочь. Когда оказалось, что наблюдатели упустили объект. Ларцев в следственном
изоляторе допрашивал по поручению следователя четверых арестованных. Дело
находилось в производстве у Константина Михайловича Ольшанского, который
подробно проинструктировал Володю. Им нравилось работать вместе, Ларцев был,
пожалуй, единственным из сотрудников Гордеева, к кому Ольшанский относился
не просто с симпатией. а с огромным профессиональным доверием. Въедливый,
дотошный, невероятно требовательный, Константин Михайлович пользовался
авторитетом человека, знающего свое дело досконально, но работать с ним
оперативники и особенно эксперты в большинстве своем не любили. Ему все
время казалось, что они что-то упустят, забудут при осмотре места
происшествия, он был совершенно невыносим, гонял всех и распоряжался, как
барин в своей вотчине. И хотя все понимали, что он прав, многие обижались на
его резкую безапелляционность, граничащую порой с откровенным хамством. И
только с Ларцевым он разговаривал не просто вежливо, а даже ласково, признав
для себя, что допросы получаются у Володи намного лучше и результативнее,
чем у него самого.
Проведя ночь, как и Гордеев, на Петровке и уходя в восемь утра из
своего кабинета, Ларцев хотел было доложить полковнику о телефонном
разговоре, но, приоткрыв дверь, увидел Колобка спящим, откинувшись в кресле,
с расстегнутым воротом рубахи и съехавшим набок галстуком. Будить начальника
было жалко, и Володя решил, что позвонит ему попозже, уже из Бутырки.
Во время коротких пауз между допросами дозвониться до Гордеева ему не
удалось: дважды было подолгу занято, один раз никто не снял трубку.
Собственно, острой нужды в этих звонках не было, он знал, что за объектом
следят и ничего принципиально нового он Колобку не сообщит. Кроме, пожалуй,
одного. Но это может подождать, это не к спеху. Главное, сам он сделал все,
что считал в данной ситуации правильным и необходимым. Уже выходя из
следственного изолятора, он сделал еще одну попытку дозвониться до Гордеева,
но опять безуспешно. Ларцев позвонил домой. Трубку сняла десятилетняя
Надюшка.
-- Папочка! -- Она захлебнулась плачем. -- Приезжай быстрей. Маму
увезли.
-- Как увезли? -- оторопел он. -- Рано еще.
Жена Ларцева была на дев
|