- О Господи! Когда?

- Позапрошлой ночью. Около половины третьего. Вколола себе смертельную дозу морфия. Потом уронила горящий окурок на одеяло. А за полчаса до этого я говорила с ней по телефону. Мы не договорили. К ней пришла какая-то женщина, Но Катя успела рассказать мне много интересного. Например, о некой докторше, которая лечит ее, гениальной врачихе, такой известной и популярной, что даже имени нельзя называть - как только люди слышат ее имя, сразу просят телефон, рвутся на прием. Не исключено, Мишаня, что именно докторша и навещала Катю той ночью. Трубка лежала рядом с аппаратом, когда она пошла открывать дверь. Я издалека услышала, как Катя назвала женское имя. То ли Инна, то ли Галина.

- Регина... - неожиданно для себя произнес Сичкин.

- Возможно, Регина, - согласилась Лена, - было плохо слышно. А что, тебе просто так пришло в голову это имя? Или есть кто-то конкретный на примете?

- Не знаю... Пока не знаю. Надо скорее выздоравливать и выходить на работу.

- Неужели тебе стало интересно? Мишаня, что с тобой? Скажи мне, что я фантазирую, что Катя - наркоманка и ничего удивительного в ее случайной смерти нет. Никакого криминала не просматривается. Еще скажи мне, что взрывчатку в коляску подложили мальчишки-хулиганы - для смеха. Или какой-нибудь случайный псих пошутил.

- Лен, прекрати издеваться. Когда ты летишь в Сибирь?

- Послезавтра.

- Хорошо, что вас с Лизой какое-то время не будет в Москве.

- Да, майор Ивлев из ФСБ тоже так считает.

Охранник едва узнал в задрипанной полунищей тетке Регину Валентиновну. - Гена, - сказала она, вылезая из салатового "Опеля", - заплати вот этому полтинник.

- "Зелеными"? - спросил Гена шепотом.

- Какие у тебя есть, такими и заплати. - Она быстро прошмыгнула в ворота офиса.

- Эй! А деньги? - закричал ей вслед водитель. - Не ори, - успокоил его охранник и вытащил из кармана пятнистых штанов три скомканные десятитысячные купюры, - хватит с тебя и тридцатки. Уматывай отсюда, мужик, по-хорошему.

Водитель открыл было рот, чтобы поспорить, но, вглядевшись в свирепую низколобую физиономию вооруженного охранника, раздумал, выхватил деньги и быстренько укатил от глухих железных ворот.

В вестибюле Регина налетела на горничную.

- Женщина! Вы куда? Вы как сюда попали? - Горничная преградила ей путь.

- Молодец, Галочка, - потрепала ее по щеке Регина, - проявляй бдительность и впредь. Только, пожалуйста, никогда ни к кому не обращайся "женщина". Это невежливо.

Сорвав с головы черную вязаную шапочку, Регина тряхнула своими холеными волосами цвета спелой пшеницы и спокойным шагом проследовала к себе в кабинет.

- Регина Валентиновна, простите, я вас не узнала, - испуганно шелестела губами горничная ей вслед.

Запершись в кабинете, Регина скинула с себя жалкие одноразовые тряпки, под которыми было тонкое французское белье. Его она сняла уже в маленькой кабинетной душевой, осторожно и бережно. Стоя под горячим душем, она смывала с себя все запахи и звуки этого грязного, хамского города.

Ей вдруг вспомнилось, как лет пятнадцать назад один из ее пациентов, крупный чиновник из аппарата ЦК КПСС, жаловался, что постоянно ему снится один и тот же кошмарный сон: будто он едет в метро в час "пик", потом стоит в нескончаемой очереди в гастрономе за докторской колбасой, потом несет кусок этой бумажной серо-розовой колбасы в нитяной сумке-авоське. А под ногами хлюпает безнадежная гнилая слякоть, и войлочные боты, которые называют "прощай, молодость", промокли насквозь.

Конечно, за пятнадцать лет Москва стала совсем другой. Нет очередей, колбасы навалом, но все равно ощущение хамства и грязи осталось. Магазинное изобилие и мчащиеся шикарные иномарки только подчеркнули и обострили его...

Выключив воду, Регина стянула с головы непромокаемую шапочку, закуталась в пушистую махровую простыню. "Что теперь? - думала она. - Попробовать вариант с ядом? Но сейчас это вдвойне опасно. А может, переждать? Может, пока вообще ничего не стоит предпринимать?"

И тут послышался осторожный стук в дверь.

- В чем дело? - спросила она недовольно.

- Регина Валентиновна, - раздался за дверью испуганный голос секретарши Инны, - Вениамину Борисовичу нехорошо. К нему пришел какой-то журналист, вам лучше зайти в зал прослушивания.

- Сейчас иду! - Регина выхватила из шкафа первое, что попалось под руку, надела на голое тело клетчатую шотландскую юбку и толстый белый свитер ручной вязки. Сунув голые нога в мягкие замшевые туфли без каблуков, она мельком взглянула в зеркало, провела щеткой по волосам и быстро вышла из кабинета.

Веня был бледен как смерть. Руки его тряслись. Он стоял в узком проходе между стульями с открытым ртом и не мог произнести ни слова.

Тут же, у сцены, сидел темноволосый парнишка лет двадцати пяти, с приятным умным лицом. Регина отметила мельком, что парнишка этот совсем не похож на журналиста, занимающегося поп-музыкой. Ни серьги в ухе, ни длинных волос, никаких двусмысленностей в одежде. Дорогие джинсы, аккуратный темно-синий свитер, чистая добротная обувь.

- Здравствуйте, - поднялся он навстречу Регине и протянул руку: - Георгий Галицын, журнал "Смарт".

Регина вздрогнула, но на рукопожатие ответила. И тут же увидела, что в левой руке парень держит маленький диктофон.

- Веня, в чем дело? - Она подошла к мужу вплотную.

- Я... Мне стало нехорошо, - выдавил он, с ужасом глядя Регине в глаза.

- Мы просто разговаривали, - мягким извиняющимся голосом стал объяснять Галицын, - Вениамин Борисович сам назначил мне встречу. Может, вызвать врача?

- Сколько кассет вы успели записать? - быстро спросила Регина.

- Одну.

- Отдайте ее мне, пожалуйста.

- Почему? - удивился журналист. - Там записан обычный разговор, мы говорили о Тобольске. Я могу дать вам прослушать.