- Как вы себя чувствуете? - спросил он тоже по-английски и, не дожидаясь приглашения, уселся к ним за столик. - Я так волновался за вас, вы вчера плохо выглядели, были бледной, очень рассеянной. Вам не кажется, - обратился он к американке с доверительной улыбкой, - что русские женщины слишком загружают себя работой и совсем не думают об отдыхе?

- Вероятно, вы правы, - холодно кивнула Керри и поднялась, - перерыв кончается через пять минут. Жду вас в зале, Лиза, - она посмотрела на нее долгим многозначительным взглядом и ушла, оставив их вдвоем.

- Я написала заявление в местную полицию, - тихо сказала Лиза по-русски, - мне уже сделали анализ крови, через несколько часов будет установлено вещество, которое вы добавили в вино.

- Анализ вам делали прямо в полицейском участке? - деловито осведомился Красавченко.

- Да, там есть врач.

- Кровь брали из пальца или из вены?

- Из вены.

Он ловко схватил ее за левую кисть и закатал рукав до локтя. Она вырвала руку, он попытался схватить правую, но она вскочила и произнесла довольно громко по-английски:

- Вы слишком много выпили с утра, сэр! Вы ведете себя неприлично!

Два молодых японца за соседним столиком обернулись.

- Сядьте, Лиза. Сядьте и успокойтесь, - в его глазах не было ни тени испуга. Он смотрел на нее с холодным любопытством, как на лабораторную мышь. - Вы даже не сумеете ответить мне, где находится ближайший полицейский участок.

- Через два квартала, за собором Святой Екатерины.

- Не надо блефовать, это не в ваших интересах. Ни в какую полицию вы не обращались, и делать этого не станете. Вам просто не о чем заявлять. К тому же через два дня вы возвращаетесь домой. Вас ждет работа, семья и еще один человек, по которому вы так соскучились. А в полиции здесь, как и везде, сплошные бюрократы. Если предположить невозможное и заявление ваше будет принято, начнется волокита, вам придется задержаться в Канаде, причем за собственный счет. Это дорого, хлопотно, а главное, совершенно бесполезно. Нет признаков преступления. Вы живы, здоровы, отлично выглядите, у вас ничего ни пропало. А меня уже сегодня здесь не будет.

- Вы подсыпали мне в вино какое-то психотропное средство.

- Да Бог с вами, Елизавета Павловна - засмеялся Красавченко, - за кого вы меня принимаете?

Лиза не знала, что ответить. Но ей и не пришлось отвечать. Участников конференции уже в третий раз приглашали пройти в зал. Перерыв кончился. У столика выросла мощная фигура норвежского профессора Ханса Хансена, он подхватил Лизу под руку.

- Мы с вами опаздываем, леди.

У входа в зал ее догнал Красавченко.

- Вы все-таки удивительно рассеянны, Елизавета Павловна. Все теряете, забываете. - Он театрально закатил глаза и произнес громко, по-английски: - Вот что делает любовь с женщиной!

- Пошел вон, - прошептала Лиза по-русски.

- Елизавета Павловна, выбирайте выражения, - ответил он также шепотом, - - вот, возьмите, вы оставили документы на столе. После конференции жду вас в баре на двенадцатом этаже.

- Долго придется ждать.

- Думаю, нет. Вы придете сразу. Вы бегом прибежите. - Он ослепительно улыбнулся и исчез в толпе.

В зале Лиза нашла американку. Та пролистывала документы, выделяла какие-то абзацы разноцветными маркерами, ставила вопросительные и восклицательные знаки на полях.

- Керри, мы не договорили, - прошептала Лиза, усаживаясь рядом, - откуда вы знаете этого человека? Кто он?

- Он проходимец, - ответила американка тоже шепотом, не отрывая глаз от ксероксных страниц.

- Почему вы так решили?

- У него это написано на лице. У него бегают глаза. Он навязывает свое общество.

- И это все, что вам известно?

- Более, чем достаточно.

- Как вы узнали его фамилию, Керри?

- Я слышала, как он знакомился с вами. Я тоже завтракаю во фруктовом баре на седьмом этаже. Он все время возле вас крутится, Лиза. В списке членов российской делегации его фамилии нет. Ни один из присутствующих на конференции представителей российского Министерства иностранных дел с ним не знаком. Он живет в гостинице как частное лицо. Возможно, он и числится при министерстве, но на какой должности и в каком качестве - неизвестно. Я думаю, он тайный агент КГБ.

- Вы специально интересовались? Спрашивали о нем наших дипломатов и гостиничную администрацию? - удивилась Лиза.

- Да. Кое-кого я о нем спросила.

- Зачем?

- Он мне не понравился. Очень скользкий и неопределенный тип. Мне стало интересно, верно ли я угадала, что этот человек не тот, за кого себя выдает. В восьмидесятом году я побывала в СССР на Олимпиаде. Перед поездкой мы проходили специальный инструктаж, нас учили по некоторым признакам распознавать агентов КГБ.

- Но с тех пор прошло двадцать лет, Керри.

- Да, конечно. Организации с таким названием в России уже нет, хотя смена вывески ничего не значит. Будьте с ним осторожней, Лиза.

На трибуну вышел буддийский монах, бритый, в красной простыне, с голым плечом. Он говорил по-монгольски, и все надели наушники, в которых звучал синхронный перевод. Керри выключила в наушниках звук и углубилась в чтение бумаг. Лиза последовала ее примеру, достала листы из пластиковой папки и почувствовала острый приступ тошноты, такой острый, что рефлекторно зажала рот ладонью.

Среди бумаг она обнаружила несколько маленьких поляроидных снимков. Порнографические картинки. Двое кувыркаются в койке. Она глядела на фотографии не больше секунды, и тут же прикрыла их бумагами. Но этой секунды хватило, чтобы узнать действующих лиц. Красавченко и она. Она и Красавченко.

* * *

- Как заметил профессор Преображенский из "Собачьего сердца", репортеров надо расстреливать. И это совершенно справедливо. Нет, я, разумеется, ни на что не намекаю, поймите меня правильно, но профессия в принципе паскудная. Мне приходи