Глава: 36
- Я задержусь после эфира, - сказала Лиза, целуя мужа на прощанье, - надо обсудить кое-какие проблемы с начальством.
- Почему обязательно ночью?
- Ты же знаешь, на телевидении нет ночи, нет дня. Сплошной производственный процесс.
От собственного вранья у нее запершило в горле. "Хватит, . - подумала она с раздражением, - это в последний раз".
Дело было не только во вранье. Она уже привыкла выдумывать уважительные причины и достоверно объяснять, почему вернется не в два часа ночи, а в шесть утра. Но сейчас впервые она поймала себя на том, что вовсе не хочет ехать к Юре. Она знала, что там ее ждет тягостный бессмысленный разговор. Ради этого было совсем уж глупо и обидно врать мужу.
В Останкино все продолжали судачить о смерти Артема Бутейко. Это уже перестало быть главной темой разговоров, однако появление Лизы сразу освежило в памяти трагическое событие недельной давности. Она ловила на себе осторожные косые взгляды.
Говорили, что вроде бы убил Артема его старый приятель, одноклассник, которому Артем не возвращал долг. Поначалу у следствия не возникло никаких сомнений, убийцу взяли прямо на месте преступления, однако что-то там застопорилось, застряло, нескольких операторов и администраторов допрашивали оперативники и следователь.
- К тебе еще не обращались по поводу Бутейко? - спросил Лизу директор новостийной программы. - А то ведь наверняка нашлась какая-нибудь сволочь, которая проболталась о ваших особых отношениях.
"Почему сволочь? Почему проболталась? - подумала Лиза. - И какие у нас были особые отношения? На телевидении подобная вражда, тайная и явная, - вполне обычное дело".
- Нет. Ко мне не обращались.
- А, ну-ну. Жди привета из прокуратуры. Как там Канада? Ты хорошо отдохнула на конференции?
Она отработала эфир, села в машину. Ей нравилось ездить по пустым ночным улицам. Дорогу она знала наизусть и отдыхала за рулем. Совсем недавно, всего лишь пару недель назад, именно здесь, на перекрестке, в конце Шереметьевской улицы, остановившись ночью на светофоре, она заметила в соседней машине рядом с водителем знакомый профиль. Ей показалось, в "жигуленке" ехал Артем Бутеико.
Подъезжая к Новокузнецкой, она увидела ту же машину, и вдруг пришла в голову совершенно дикая мысль, что Артем следит за ней. А она, между прочим, направлялась к Юре.
"Он, конечно, сумасшедший, но не до такой степени, - подумала она, - неужели ему не достаточно постыдного шоу, которое он устроил с моей мамой? Неужели не сыт еще?"
Она хорошо изучила характер Бутеико и понимала, что гадить он ей будет долго и серьезно, при всякой возможности. Ничего удивительного, если завтра в его ночной программе появится сюжет о ее тайном романе. Но откуда он мог узнать? Нет, это ерунда. Никто не знает, да и машина не обязательно та же, мало ли в Москве вишневых "жигулят"?
Во дворе она огляделась, но никого, кроме Юры и Лоты, не увидела.
Сейчас, подъезжая к перекрестку, она думала о Бутеико. Как, в сущности, глупо он жил и как рано, как нелепо погиб. Про него многие говорили, что он "допрыгается". Но вряд ли за те мелкие пакости, которые он делал, его могли убить. Он подглядывал в замочную скважину и охотился за чужими тайнами, в основном любовными. Однако в наше время знаменитости обоего пола с восторгом трясут перед многотысячной толпой грязными простынями двадцатилетней давности, несут свои замаранные постельные принадлежности, как транспаранты на праздничной демонстрации. Темой очередного интервью становится какой-нибудь роман, о котором. забыли рассказать в прошлом интервью. Не стесняются называть имена бывших постельных партнеров и партнерш, при этом не спрашивая их разрешения, не заботясь о том, нужна ли им и их семьям эта пикантная правда.
Для таких репортеров, как Артем Бутейко, настал золотой век, только успевай подгребать чужие окурки со следами губной помады, только подставляй микрофон и камеру под щедрый поток интимных откровений.
За это не убивают. Наоборот, платят - деньги, как за рекламу.
В Останкино говорили, будто его застрелил приятель за денежный долг. В принципе возможно. Он жил в долг, занимал у всех, но всегда возвращал.
Когда погибает человек, которого ты терпеть не мог, о котором плохо думал и плохо говорил, ощущение удивительно гадкое. Стыдно, как будто ты причастен к его смерти.
"А за что же, собственно, я терпеть не могла Артема? За цинизм? За наглость? .Ну, циников и наглецов на телевидении хватает. За бездарность? Этого добра тоже достаточно. Когда-то у нас с ним были [вполне нормальные, даже приятельские o отношения. Он возненавидел меня после того ток-шоу с фальшивым героем. И был прав. Я сорвала ему премьеру. Он схалтурил. Ну и что? Мало ли халтурщиков? Я могла и не лезть к его герою со своими шибко умными вопросами, тем более в прямом эфире. Почему же я это сделала? Ведь не просто так".
За месяц до этого в "Стоп-кадре" вышел его эксклюзивный сюжет о певце и милиционере. Тогда о нем заговорили, имя его всплыло на поверхность. Он получил возможность делать свою передачу.
Лиза вдруг ясно вспомнила широкое, тяжелое лицо человека в милицейской форме, застывшие маленькие глаза какого-то неопределенного мутно-зеленого цвета.
- Парень, я прошу тебя, не надо. Ну ты пойми, для меня это все, кранты. Меня посадят.
Лиза совершенно случайно стала свидетельницей этого отвратительного разговора. В Доме кино проходил вечер, посвященный десятилетнему юбилею программы "Стоп-кадр". Пригласительные билеты продавались всем желающим, народу собралось много, зал был полным. В антракте, в фойе, Бутейко с каким-то парнем стоял у перил. Они смеялись, оба были немного навеселе. Лиза стояла неподалеку и увидела, как к ним подошел милиционер.
- А, это опять ты? - Артем скорчил брезгливо-утомленную гримасу. - Слушай, товарищ капитан, я не понимаю, как тебя сюда пропустили. Тебе вообще-то здесь делать нечего.
- Действительно, - усмехнулся приятель Артема, - а то вдруг тебе взбредет в голову опять нав
|