В гостиную вошел Константин Васильевич.

- Вот, господин доктор, - обратился к нему купец, - пытаюсь уговорить вашу дочь вернуть по-хорошему то, что ей не принадлежит. Михаил Иванович, Царствие ему Небесное, поступил необдуманно, отдал Софье Константиновне нашу вещь. А она возвращать не желает. Нехорошо. Стыдно. Вы бы поговорили с ней по-отцовски.

- Соня, в чем дело? - удивился Константин Васильевич. - Объясни, что происходит?

- Я не знаю, папа. Господин купец требует у меня какое-то ювелирное украшение, какую-то брошь. Пусть он сам объяснит, что происходит.

- Моя дочь никогда к дорогим побрякушкам пристрастия не имела, - быстро проговорил доктор.

- Так то не побрякушка. Вещь весьма ценная. В последний раз говорю, отдайте по-хорошему. Я знаю, она у вас. Больше ей негде быть. Ведь это грех - брать чужое. Вам должно быть совестно.

- Ладно, хватит, - поморщился доктор, - о грехе и совести я с вами рассуждать не намерен . дать не намерен. Вы лучше об этом побеседуйте со своей дочерью.

- Ну, глядите, - тяжело вздохнул купец, - я хотел с вами по-хорошему, по-соседски, но, видно, не получится. Не такие вы люди.

Купец ушел, не оглядываясь.

- Он наймет бандитов, они перероют весь дом, - задумчиво произнес, глядя ему вслед, доктор, - эта брошь действительно стоит страшно дорого.

- Папа, ты же ее не видел.

- Она к твоей белой блузке приколота. А блузка валяется на стуле в твоей комнате. На портрете эта брошь получилась у Миши значительно лучше, чем твое лицо. Портрет надо убрать подальше, унести куда-нибудь из дома. А брошь необходимо спрятать. За ней придут и перероют весь дом. Возможно, нас с тобой тоже станут обыскивать. Купец за этот камень кому хочешь глотку перегрызет. Миша рассказывал мне историю камня. Он говорил, что это единственная его ценная вещь.

- Он перед смертью просил не отдавать им брошь. Меня не волнует, сколько она может стоить. Мы ведь не станем ее продавать, - медленно произнесла Соня.

Ночью доктор проснулся от страшного шума. В доме ломали дверь. Через минуту послышался сдавленный крик. Кричал фельдшер Семен. Доктор выхватил из-под подушки заряженный револьвер, кинулся наверх, в Сонину комнату. Соня в ночной рубашке сидела, привязанная к стулу. В комнате находились купец Болякин и его верный шофер-телохранитель Андрюха. Они ожесточенно рылись в Сониных вещах. Шофер коротким финским ножом вспарывал подушки. Купец, сидя на полу, перетряхивал нижнее белье. По комнате летели перья. Доктор направил револьвер на купца. Во всем доме слышались крики, топот.

- Бросьте, Константин Васильевич, - покачал головой купец, - моих людей здесь слишком много. А помощи вам ждать неоткуда. Власти никакой теперь нет. Я предупреждал, чтобы вы отдали по-хорошему.

Доктор опустил револьвер. У него перед глазами белело Сонино лицо. К ее горлу был приставлен короткий финский нож. Шофер Андрюха молча глядел на доктора. В левой руке он сжимал пистолет.

- Может, все-таки скажете? - спросил купец, не вставая с пола и продолжая перетряхивать белье. - А то ведь придется Софье Константиновне больно сделать. Я говорю, людишек моих здесь много. Мы - не уйдем, пока не отыщем брошь. В последний раз предупреждаю, отдайте по-хорошему, а то ведь поздно будет.

- Тихон Тихонович, дымом пахнет, - подал голос Андрюха.

Дверь распахнулась, в комнату ввалился огромный солдат-дезертир, племянник кладбищенского сторожа, огляделся дики - ми красными глазами, открыл рот и рухнул прямо на купца. Из рассеченной головы пульсирующей широкой струёй била кровь. За ним стоял фельдшер Семен с топором. Купец вскрикнул, Андрюха рефлекторно кинулся к нему, доктор выстрелил и попал шоферу в затылок. Купец забился, придавленный двумя огромными телами. Внизу что-то страшно грохнуло, послышался отчаянный матерный вопль, Тяжелый быстрый топот.

- Константин Васильевич, горим. - крикнул фельдшер. - Там еще двое, я их запер, но, видать, выбрались. Надо уходить.

Доктор схватил ножницы с туалетного столика, разрезал веревки.

- Соня, прикрой лицо, не дыши дымом, - он нащупал на полу пистолет, выпавший из рук шофера, кинул его Семену, - надо их отогнать.

- Да удрали они, небось не дураки, скоро крыша рухнет!

Однако топот и мат приближались. На дороге в дыму возник огромный силуэт, прозвучал выстрел. Первый бандит упал, но тут же поднялся, за ним влетел второй. Захлопали выстрелы, стрелять приходилось наугад, дым ел глаза, ничего не было видно.

- Помогите, - сдавленно кричал и плакал купец, - помогите вылезти! Ноги! Не могу, помогите! Софья Константиновна, голубушка, спасите меня, старого дурака, очень больно, обе ноги сломаны...

Старый деревянный дом был уже весь охвачен пламенем. Соня, кашляя и щурясь, на ощупь подобралась к Тихону Тихоновичу, заваленному двумя огромными телами, протянула ему руку:

- Держитесь, вылезайте!

Он вцепился в ее запястье мертвой хваткой и прохрипел:

- Не пущу! Заживо сгоришь! Где камень?

Тем временем один из бандитов набросился на доктора, другой на фельдшера, в маленькой задымленной комнате четверо дрались насмерть, и нельзя было понять, кто кого одолевает.

Соня попыталась выдернуть руку, но купец держал очень крепко, тянул к себе. Она уже захлебывалась кашлем от дыма и только успела отчаянно, из последних сил крикнуть:

- Папа!

Ее крик как будто придал сил Константину Васильевичу. Ему удалось рукоятью пистолета садануть одного из бандитов в висок. Сверху угрожающе затрещало, стало слышно, как валятся балки на чердаке Бандит вышиб головой окно, спрыгнул со второго этажа, бросился в рассветный туман. В револьвере, который успел подобрать фельдшер, остался последний патрон.

- Камень, - бормотал купец сквозь