- А в чем дело, Вероника Сергеевна? - спросил Костик. Он сидел спереди, рядом со Стасиком.

- Мне надо выйти.

- Вы хотите что-то купить?

- Я сказала, мне надо выйти. Стас, останови машину.

- Мы и так стоим, Вероника Сергеевна, - справедливо заметил Стасик, - вот сейчас вырвемся и через десять минут будем дома.

Машина застряла в пробке у Моссовета.

"Да, мы действительно стоим, - подумала Ника, - я просто очень сильно нервничаю. Я не могу больше видеть этих двух ублюдков. Надо что-то придумать, иначе совсем свихнусь. А сейчас нужна спокойная ясная голова. Соображать надо, а не сходить с ума".

Ника незаметно подняла штырек блокировки. К счастью, дверь не была автоматически заблокирована. Дождалась, пока далеко впереди начнется медленное движение, открыла дверь, выскочила, рванула к памятнику Долгорукому, лавируя между машинами.

Бедный Стасик отчаянно загудел, но выскочить следом не мог. А Костику надо было сначала отстегнуть ремень безопасности. Пробка начала быстро рассасываться, сзади гудели, серый "Мерседес", из которого сначала выпрыгнула какая-то безумная девица в кепке, потом амбал с бритым затылком, задерживал движение.

Ника, не оглядываясь, кинулась вниз, по Кузнецкому, добежала до ЦУМа, присела на каменный бордюр. Она понимала - если хочет уйти от них, нельзя останавливаться, но сердце билось так сильно, что передышка была необходима.

Вокруг сновала деловитая толпа, она поймала себя на том, что все время пытается спрятать лицо, косится из-под козырька по сторонам, ждет даже не взгляда из толпы, а того особенного тошнотворного холодка в солнечном сплетении, которое возникло у нее в метро задолго до пойманного взгляда.

"Сейчас рядом опять окажется Костик, и все пойдет по кругу, - думала она, - я попытаюсь опять удрать, но с каждым разом это будет все трудней. Какая же это гадость - чувствовать, что за тобой "хвост". Но это вдвойне гадость, если следят за тобой по распоряжению твоего мужа".

Кроме собственной интуиции и наблюдательности, надеяться было не на что. Но она ведь не профессиональный шпион, не сыщик, и куда ей тягаться с могучими Костиком и Стасиком? К тому же от нервного перенапряжения у нее кружилась голова, ноги стали ватными, на лбу под кепкой выступила холодная испарина.

"Надо как-то провериться, - сказала себе Ника и тут же усмехнулась: - А почему ты, матушка, думаешь, что умеешь это делать? Ладно, можно испробовать разные варианты. Время есть. Времени на это не жалко. Главное, найти момент, когда будет ясно на сто процентов, что никто не идет за мной по пятам. Главное в этом не ошибиться. Остальное - ерунда".

Она открыла сумку, чтобы достать сигареты, и обнаружила все тот же радиотелефон. Включила, и он сразу зазвонил.

- Эй, абонент, ты почему недоступен? - послышался сонный голос Зинули.

- Бросила меня тут одну, сама гуляешь где-то и телефон отключила.

- Привет, как дела?

- Нормально. Отдыхаю, видик смотрю. А ты где?

- Я сейчас еду домой. Звонил кто-нибудь?

- Ага. Муж твой, - нарочито равнодушно произнесла Зинуля и даже зевнула.

- Интересно... И что же?

- Сказал мне, чтобы я выметалась.

- Даже так?

- Именно так. Что ты, говорит, Зина Резникова, делаешь в моей квартире? Я тебя в гости не приглашал. И какого хрена, говорит, ты, мерзавка, приперлась в Синедольск и увезла мою жену? Что ты ей про меня наплела, дрянь такая? Отвечай, а то хуже будет.

- Эй, погоди, он именно так с тобой разговаривал?

- Цитирую дословно. Я, знаешь, сама удивилась. Все-таки губернатор, солидный дядя, и вдруг такой тон.

- И что ты ему ответила?

- Что он хам. Как был, так и остался хамом. В общем, поругались мы с ним хорошо, крепко, как в юности бывало.

- Давно звонил?

- Пятнадцать минут назад.

- И на чем вы расстались?

- На том, что если в течение ближайшего часа я не исчезну бесследно, не только отсюда, но и вообще, с твоего горизонта, то пусть пеняю на себя. Он мне устроит. Мало не покажется.

- А что именно он тебе устроит?

- Организует мой арест. В квартиру явится милиция, и меня возьмут с поличным, как воровку. Даже в карманы что-нибудь напихают для убедительности. Слушай, ну почему ты вышла замуж за такую скотину, а, Елагина? Знаешь, что он еще сказал? Что везде меня достанет и разговор у нас еще впереди.

- Ладно, все. Я еду домой.

- Да уж, будь добра, а то мне, честно говоря, стало здесь одиноко и неуютно.

Ника убрала телефон, быстро зашагала к метро. Как ни странно, Костика поблизости не было.

"Гришка, что же с тобой происходит? Не слишком ли много срывов за последнее время? - думала она. - Сначала ночной крик по телефону, отдающий какими-то бандитскими разборками, потом вранье, бесконечное вранье, и, наконец, совершенно хамский выпад против Зинули... Глупый бедный аноним, отпечатавший на старенькой машинке таинственные послания, вряд ли понимает, насколько действенней всех его странных выходок личное Гришине вранье и хамство".

Ника отдавала себе отчет, что муж ее - отнюдь не английский лорд.

Нельзя заниматься политикой и быть при этом честным, добрым, интеллигентным. Хоть ты тресни - нельзя. Однако в его профессиональные дела она никогда не лезла, старалась как можно реже присутствовать на официальных и неофициальных мероприятиях, не вникала в суть разных конфликтов и комбинаций, как правило, дурно пахнущих.

Она знала, что дома, с ней наедине, он совсем другой, и это ее устраивало. Однако сейчас хитрый, бесчестный политик Григорий Петрович Русов (ничего страшного, они ведь все хитрые и бесчестные, иначе не выживут), так вот, сейчас впервые за многие годы два персонажа, политик Русов и милый, уютный, домашний Гришаня, вдруг слились воедино, и ничего гаже этого придумать нельзя.

Не стоит тратить время и силы на рефлексию, обвинять себя в наро