- Зачем вы лезете в нашу жизнь? Какое отношение все это имеет к нашему горю? Вы ерундой занимаетесь, - она опрокинула в рот стопку валокордина, поморщилась, тряхнула головой, как будто хлебнула чистого спирту, и уставилась на Илью Никитича сухими злыми глазами.

- Я веду расследование, - напомнил он.

- Зачем? Убийца задержан на месте преступления. Что тут расследовать? Судить его надо. Судить и расстрелять!

Илья Никитич сидел за шатким кухонным столиком у окна. Прямо в стекло упирались голые ветки тополя. По веткам прыгал снегирь. Ярко-красная грудка была единственным цветным пятном на черно-белом фоне пасмурного зимнего пейзажа. Застиранные ситцевые шторки только добавляли серости.

- Вам от этого станет легче? - тихо спросил Илья Никитич, так тихо, что Елена Петровна не расслышала.

- Расстрелять - выкрикнула она и хлопнула ладонью по столу.

Стол был покрыт вытертой клеенкой, такой же клеенкой с фруктовым рисунком были оклеены стены кухни. На белых пластиковых дверцах маленького буфета пестрели остатки облупившихся переводных картинок.

- Не надо так кричать, - попросил Илья Никитич, - следствие идет, вина Анисимова еще не доказана.

- Тут нечего доказывать. Вам надо убийцу судить, а вы пытаетесь опорочить семью, от которой уже ничего не осталось. Я знаю законы. Я не обязана вам отвечать на вопросы, если мои ответы могут принести вред моей семье и мне лично! - выпалила Елена Петровна, вскинув подбородок.

- О каком вреде вы говорите? - тяжело вздохнул Илья Никитич. - Я задал вам простой вопрос: чем занимался ваш муж раньше? Разве в трудовой биографии Вячеслава Ивановича есть что-то опасное для вашей семьи?

Бутейко резко встала и начала метаться по крошечной кухне, из угла в угол. Лицо ее побагровело, сухие глаза засверкали.

- Мой муж в больнице. У него инфаркт. Как вы смеете копаться в его прошлом? Вас это не касается! Это вообще не относится к делу! - Она кричала так, что у Ильи Никитича зазвенело и зачесалось в ухе.

- Простите, Елена Петровна, почему вы так сильно нервничаете?

- Потому, что у меня убили сына! Потому, что у меня тяжело болен муж!

- Я понимаю и соболезную.

- Мне ваши соболезнования не нужны. Они ничего не стоят, ваши соболезнования. Моего мальчика не вернешь! Я отказываюсь отвечать на ваши идиотские вопросы.

- Отказываетесь отвечать, - понимающе кивнул следователь, - ну что ж, давайте официально оформим ваш отказ.

- Мой сын убит. Мой муж в больнице, в реанимации. У него обширный инфаркт. Хоть капля совести есть у вас? Я жаловаться буду.

- Елена Петровна, я вам очень сочувствую, вы можете жаловаться, это ваше право. - Бородин старался говорить как можно мягче. - Вы в который раз повторяете то, что мне отлично известно. Вашего сына убили, ваш муж в больнице. Я могу понять ваше состояние, но реакция на мои простые вопросы кажется мне странной. Я всего лишь попросил вас рассказать, чем занимался ваш муж.

Елена Петровна встала и вышла из кухни. Вернулась она через минуту и резким движением швырнула на стол трудовую книжку.

- Вот смотрите!

Трудовая биография Бутейко-старшего оказалась весьма скучной. После окончания художественного училища в 1965-м году Бутейко Вячеслав Иванович работал мастером в металлоремонтной мастерской. Был по собственному желанию уволен в 1968-м, и тут же был принят в ювелирный магазин "Янтарь", где проработал мастером художественной гравировки до 1985-го. Потом вдруг резко сменил специальность, устроился слесарем-наладчиком на обувную фабрику "Буревестник". Эта запись была предпоследней в трудовой книжке, дальше следовал уход на пенсию по возрасту.

- Скажите, ваш муж увлекся ювелирным делом, и поэтому устроился на работу в магазин "Янтарь"?

- Он никогда не имел отношения к ювелирному делу, - медленно, почти по слогам, произнесла Елена Петровна и потянулась за бутылочкой валокордина.

- Вы только что принимали лекарство, - напомнил Илья Никитич, - нельзя так часто. Вам станет нехорошо.

- Мне уже нехорошо, - сообщила она, но бутылочку все-таки поставила на место. - Я не могу с вами разговаривать. Вы оказываете на меня грубое давление. Я буду жаловаться в высшие инстанции.

- Жалуйтесь, - кивнул Илья Никитич. - Но вам все равно придется давать свидетельские показания, не мне, так другому следователю. Либо вы должны будете подписать официальный отказ от дачи показаний. Нет других вариантов.

- Ладно, спрашивайте, мне нечего скрывать.

- Анисимов пришел к вам, чтобы показать Вячеславу Ивановичу старинное кольцо с изумрудом. Вячеслав Иванович оценил кольцо вполне профессионально...

- Вам это рассказал Анисимов? И вы так спокойно повторяете слова убийцы здесь, в этом доме? Вы повторяете их мне, матери убитого? - Елена Петровна вдруг ч заговорила трагическим театральным шепотом.-Так вот, я совершенно официально заявляю вам, что это вранье. Грязное, наглое вранье, от первого до последнего слова. Он вам что угодно сейчас наплетет, этот Анисимов. Он пришел угрожать моему сыну. Никакого кольца я не видела, зато отлично слышала угрозы. У нас квартира маленькая, комнаты смежные, стены тонкие. Разве ювелиры так живут? Оглянитесь вокруг. Разве так живут люди, связанные с золотом и драгоценными камнями? Вы ведь следователь, пожилой человек. Вы должны с первого взгляда определять жизненный уровень.

- Да, конечно, - легко согласился Илья Никитич, - ювелиры, как правило, состоятельные люди. Елена Петровна, вы знали, что ваш сын брал в долг большие суммы денег не только у Анисимова?

- Я не лезла в дела Артема. Он взрослый человек, - быстро пробормотала она, как будто немного успокаиваясь.

- Но о долге Анисимову вы все-таки знали. Артем сам расск