* * *

Наташа ждала звонка в дверь, как выстрела в спину, расхаживала по квартире, из комнаты в комнату, из угла в угол, словно искала место, где можно спрятаться от следователя, который сейчас придет. Она не была готова к разговору, панически боялась ляпнуть лишнее. Следователь непременно окажется мерзавцем, безжалостным роботом, для которого главное - поскорее передать дело в суд, и совершенно безразлично, что будет с Саней в тюрьме, что будет с ней и с их ребенком. А как же иначе? Он ведь представитель государства, а от государства, как известно, ничего хорошего ждать не приходится.

Она не замечала, что до сих пор не сняла сапоги и куртку. Ее сильно знобило, хотя в квартире было очень тепло.

"Я не должна говорить про Мухина, - стучало в голове, - возможно, они с Саней сообщники. Вдруг он просил меня позвонить Мухину именно потому, что они - сообщники, и Вова должен меня проинструктировать насчет разговора со следователем? О, Господи! Но тогда я тоже сообщница? Я что, правда думаю, будто мой Саня мог убить человека?"

Она застыла посреди комнаты, уставилась в зеркало, висевшее над диваном, и в первый момент себя не узнала. Бледное, даже с каким-то голубым оттенком лицо, красные, совершенно сумасшедшие глаза, красный распухший нос, растрепанные волосы. Настоящая ведьма. Жена убийцы. Сообщница.

Между прочим, Артем Бутейко всегда ее раздражал, у него была удивительная способность все вокруг себя превращать в гадость. Она никогда не понимала, как может Саня с ним общаться. Она знала, что у Артема были всякие коммерческие связи, Саня с его помощью устраивал какие-то рекламные дела. Когда Бутейко приходил к ним в дом, он обязательно говорил ей лично что-нибудь неприятное, например, что она потолстела и постарела. Вроде бы ерунда, но настроение портилось.

Бутейко не просто получал удовольствие, когда обижал людей, он еще и деньги на этом зарабатывал, печатал свои мерзкие статейки, в которых всегда кого-нибудь зло высмеивал, поливал грязью.

Выходил на экраны какой-нибудь приличный фильм, и тут же Бутейко выступал с гадостной рецензией. Чем лучше был фильм, чем известней режиссер, тем злее гавкал на него Артем. Саня, с ухмылкой читая очередной критический шедевр своего приятеля, говорил: "Ах, Моська, знать, она сильна..."

Стоило какой-нибудь эстрадной звезде выпустить очередной диск или клип - Бутейко обязательно высказывал по этому поводу свое драгоценное мнение, сообщал, что "звезда" растолстела, как свинья, или наоборот, стала тощей, как вобла, что никакого голоса у нее нет, на голове парик, а под париком лысина, зубы все до одного вставные, глаза стеклянные. Такой знаменитой она стала потому, что в юности переспала со всеми членами ЦК КПСС, а сейчас ее клипы озвучивают безвестные молодые певицы, которых она держит в своем подвале на ржавых цепях и только ночью, под усиленной охраной придворных уголовников, выпускает погулять.

Конечно, кто угодно мог "заказать" Бутейко, например, эта эстрадная звезда. И между прочим, была бы по-своему права.

В дверь наконец позвонили, Наташа вздрогнула, словно проснулась, бросилась в прихожую, скинула куртку, стала снимать сапоги. Мало ли, вдруг следователю покажется подозрительным, что она до сих пор одета по-уличному? Молния не расстегивалась. Дернув изо всех сил, она сломала ноготь до мяса, села на пол, всхлипнула, глядя, как проступает под ногтем кровь.

"Вот возьму сейчас и не открою! Нет меня дома, и все!"

Однако тут же поднялась с пола и открыла дверь.

Илья Никитич увидел перед собой испуганную, зареванную девочку лет шестнадцати в одном сапоге. Он знал, что ей двадцать, но выглядела она значительно младше своих лет.

- Добрый день, Наталья Владимировна, - он протянул руку и пожал ее маленькую ледяную кисть, заметил кровь на пальце. - Что случилось? Порезались?

- Нет. Ноготь сломала. Здравствуйте. Проходите, пожалуйста. Но только у меня очень мало времени, я должна ехать к маме за ребенком, - заявила она и, наклонившись, принялась ожесточенно дергать молнию сапога. В молнии застряла ткань стареньких джинсов.

- Не мучайтесь, сломаете, - посоветовал Илья Никитич, - лучше наденьте второй, вам ведь все равно скоро уезжать. Я не отниму у вас много времени. Где мы можем поговорить?

- Извините. Вас зовут Илья Никитич? Вы следователь?

- Именно так, - кивнул он, - но только об этом надо было спросить прежде, чем открывать дверь.

- Да, наверное, - она натянула второй сапог, - пойдемте в комнату.

Мебели в квартире было мало, посреди гостиной стоял детский манеж, на его бортике висело несколько пар ползунков.

- Ну что, Наталья Владимировна Анисимова, как вы себя чувствуете?

- Я? Нормально... Почему вы спросили?

- Вы очень бледная, глаза опухшие, красные, вот, ноготь сломали... Ну ладно, долго я вас мучить не буду. Всего несколько вопросов. Зачем вы хотите продать кольцо?

- Мне надо оплатить адвоката. Моего мужа подставили. Это будет сложно доказать, и без адвоката не обойтись, - она вскинула подбородок и сдула легкую светлую челку со лба, - и вообще, если вы хотите меня допрашивать, то я буду говорить с вами только в присутствии адвоката.

- Вот как? Ну ладно. Только это пока не допрос, а беседа. Можно мне с вами просто побеседовать?

- Можно, - буркнула она и смущенно отвернулась.

- Спасибо, - улыбнулся Илья Никитич, - скажите, а вы уже встречались с адвокатом? Он назвал вам цену?

- Да.

- Сколько, если не секрет?

- Много. Пять тысяч.

- Рублей?

- Долларов.

- Действительно, много. Деньги, которые вашему мужу должен был Бутейко, очень бы пригодились сейчас. Верно?

- Бутейко у многих брал в долг. Он жил в долг, - пробормотала она еле слышно и покраснела. У нее была очень тонкая белая кожа, и краснела она яркими пятнами.

- У кого еще, кроме вашего мужа? Назовите, пожалуйста, хотя бы