- Твой муж убийца, - услышала она отчетливый хриплый шепот у себя за спиной, страшно вздрогнула, наступила на банановую кожуру и чуть не упала. Кто-то поддержал ее сзади за локоть.

Это была высоченная худая старуха в соломенной шляпе, в темных очках, с ярко накрашенным ртом.

- Что вы сказали? - спросила Ника, пытаясь разглядеть глаза за очками. Но стекла были зеркальными. Она видела только собственное лицо, вытянутое, белое, с огромными глазами.

Старуха продолжала крепко держать ее за локоть. Ника вырвала руку и заметила аккуратный бледно-розовый маникюр на корявых серых пальцах, и еще шрамы на тыльной стороне левой кисти, странные шрамы, штук шесть, не меньше, круглые, одинаковые, размером со старую дореформенную копейку. "Ожоги, - совершенно машинально отметила про себя Ника, - как будто сигареты тушили. У Гриши такие же есть. В одиннадцать лет учился терпеть боль. Глупое мальчишеское баловство".

- Я сказала, убийцы мчатся как сумасшедшие. - Старуха ткнула пальцем в противоположную кромку тротуара. - А вам что послышалось? - у нее был очень низкий, почти мужской голос. Она не говорила, а как будто шептала, глухо, быстро и как-то слишком уж нервно.

"Может, просто сумасшедшая?" - подумала Ника и отвернулась от странного, словно пергаментного лица с алым, безобразным пятном рта. - Ничего. Все нормально.

- И вовсе не нормально, милая моя, - строго возразила старуха. - Мир жесток, никого не разжалобишь. Вы посмотрите, посмотрите! Разумеется, зрелище неприятное.

Ника взглянула, куда указывал сухой, как мертвая ветка, палец, и увидела раздавленную черно-белую кошку.

* * *

"А было ли преступление? - спросил себя капитан Леонтьев. - Что, кроме оружия и наркотиков в конурке сумасшедшей старухи, не дает мне покоя? Сплошные случайности, и никакой логики. Никаких мотивов. Что же я так завелся, в самом деле? Дом сорок по Средне-Загорскому напичкан всякой дрянью. Подумаешь - два новеньких ствола, сто грамм синтетической "дури", конверт с "промокашками", всего-то десять штук. И при чем здесь труп писателя?"

Андрей Михайлович Леонтьев возглавлял опергруппу УВД Юго-Восточного округа, которая приезжала на пожар в ночь с десятого на одиннадцатое. Механически просматривая документы, чудом уцелевшие на пожарище в жестянке из-под печенья, списывая в протокол паспортные данные погибшего, капитан даже не понял сначала, почему ему так знакомо лицо с паспортной фотографии.

Родители Ракитина находились за границей. Позже для опознания была вызвана бывшая жена погибшего. Вместе с ней явилась и его бывшая няня. Обе женщины категорически заявили, что погибший - не кто иной, как Никита Ракитин. Обе недоумевали, каким образом он попал в этот дом. Впрочем, когда узнали имя хозяйки квартиры, все разъяснилось. Оказалось, что обе они давно знакомы с Резниковой Зинаидой Романовной, и в принципе вполне возможно, что Ракитин решил какое-то время пожить у нее.

Вскоре приехала и сама Резникова, которая тут же сообщила, что Ракитин действительно у нее поселился на время ее отсутствия. Она также опознала погибшего. Но получилось так, что именно капитан Леонтьев первым опознал его по-настоящему, то есть понял, кто на самом деле погиб на этом пожаре. Правда, тоже не сразу.

В ту ночь, когда все по трупу и по пожару было оформлено, опергруппа вернулась в управление, все сидели в кабинете, пили чай, курили, отдыхали, болтали, капитан вдруг заметил на столе старшего лейтенанта Вани Кашина яркий "покет" с дурацкой картинкой на обложке. Зверская морда и голая баба с петлей на шее. Взял в руки, взглянул на снимок автора. Ну конечно, вот почему так знакомо лицо с паспортной фотографии.

- Вань, ты хоть понял, чей труп у нас сегодня? - спросил капитан, возвращая книгу.

- А чего? - встрепенулся Ваня.

- Писатель Виктор Годунов погиб, - медленно произнес Леонтьев и закурил, - Виктор Годунов. Понимаешь ты или нет?

- Так это... - захлопал глазами Ваня, - Ракитин Никита Юрьевич, шестидесятого года. А вы чего, товарищ капитан, думаете, инсценировка?

- Ты кого читаешь, дурья башка?

Ваня взял в руки "покет", несколько секунд глядел на обложку, потом перевернул, стал разглядывать снимок автора, потом опять уставился на обложку и громко, почти по складам, прочитал: Виктор Годунов. "Триумфатор". Ну и чего?

- Ракитин - настоящая фамилия, - вздохнул капитан, - Годунов - псевдоним. Тебе книжка нравится?

- Ага, - энергично кивнул Ваня, - классно написано. Я вчера до двух ночи читал.

- Он больше ничего не напишет. Он погиб.

- Это точно. Не напишет, - согласился Ваня, - и чего?

- Да ничего, - махнул рукой Леонтьев.

Капитан отлично помнил, как впервые месяца два назад наткнулся на книжку Годунова. У метро на лотке были разложены "покеты" в ярких обложках. Леонтьев всякий раз, купив очередной "покет" с детективом, пробежав глазами первые три-четыре страницы, зарекался: больше никогда.

Со страниц лезли на него тупые монстры. Герои женского и мужского пола более всего напоминали кукол Барби и Кенов. Блондинки и брюнетки с ногами от ушей, с огромной твердой грудью и застывшими намертво глазами. Широкоплечие мужики с бицепсами вместо мозгов. Жертвы и убийцы, "братки" и милиционеры, частные сыщики и злодеи мафиози - все это были совершенно одинаковые, безликие существа, порождение огромного конвейера, штампующего бесконечную холодную пластмассу.

В какие приключения попадают эти куски пластмассы, как они убивают, умирают, прячутся, трахаются друг с другом, бегают, прыгают, как проливают реки розовой водицы, липкой кукольной крови, было совершенно неинтересно.

Особняком стояла пара-тройка пристойных авторов, так сказать, королей жанра. Они производили не конвейерную, а штучную продукцию, вполне добротное