- Любопытно... - тонкие длинные пальцы Лукьянова отбили быструю дробь по краю стола, - судя по документам, бригада в квартире Астаховой поработала вполне добросовестно. Суицид.

- Ну да, конечно, - кивнул капитан, - я не сомневаюсь.

Несколько минут оба молчали. Капитан продолжал внимательно читать документы, Петя Лукьянов курил смотрел в никуда, как бы отгородившись от мира дымчатыми стеклами своих очков, и наконец спросил:

- А у вас что, действительно серьезные неприятности из-за этой Астаховой?

- Да так, ничего особенного. Отстранение от дела, которого все равно нет. Устный выговор. У меня начальник хороший человек.

- Ну что ж, рад за вас. А по Виктору Годунову вообще ведь не было никакого предварительного расследования?

- Ну, практически не было.

- Практически или теоретически? - Лукьянов снял очки. Светло-серые глаза были припухшими, усталыми. Как у большинства очкариков, взгляд казался мягким и немного растерянным.

- Хороший вопрос, - улыбнулся капитан - я вам, пожалуй, отвечу. Да, я подозревал, что Годунова убили.

- А теперь согласились с официальной версией?

- Нет. Не согласился. Простите, Петр Евгеньевич, можно вас попросить провести ультразвуковое исследование сонной артерии Астаховой?

- Можно, - Лукьянов грустно улыбнулся, - знаете, при отравлении снотворными веществами каких-либо характерных морфологических изменений не наблюдается. Иногда можно в желудке между складками слизистой обнаружить остатки таблеток. Но я не обнаружил. Впрочем, судя по баночке, там были желатиновые капсулы. Они растворяются довольно медленно, тем более в таком количестве. Но их нет. Химический анализ еще не готов, но вполне возможно, следов препарата там не обнаружится.

- Почему вы так думаете?

- Знаете, есть много способов убить пьяного человека. Сонная артерия - это примитив. Можно, например, усадить, сильно пригнув голову к коленям, продержать так несколько минут, потом резко встряхнуть определенным образом. В общем, вариантов масса. И все они, как правило, не оставляют никаких внешних повреждений.

- Совершенно верно, - кивнул капитан, - но это по силам только профессионалу.

- Серьезному профессионалу, - добавил доктор, - их, кажется, называют натуралистами. Они дорого стоят. Только очень богатые и влиятельные люди могут позволить себе такую роскошь для решения своих проблем.

- Петр Евгеньевич, я вам оставлю свой телефон. Будьте добры, позвоните мне, когда будут результаты химии и гистологии. Я бы сам вам позвонил, но не хочется тревожить лишний раз.

- Это домашний или служебный? - быстро спросил доктор, взглянув на блокнотный листок.

- Домашний.

* * *

Костику и Стасику совсем не понравилась идея сначала подбросить Зинулю, куда ей нужно, и только потом ехать в аэропорт.

- Вероника Сергеевна, может, ей просто дать денег на такси? - тактично зашептал Костик на ухо Нике, когда они втроем спускались в лифте.

- Деньги у меня есть, - весело сообщила ему Зинуля, которая все прекрасно слышала, - но мне приятней проехаться в вашем сером красивом "мерсе". В ответ Костик только мрачно сверкнул на нее глазами. Когда подошли к машине, он стал открывать багажник.

- Зачем? - спросила Ника.

- Сумку вашу положить.

- Не надо. Она маленькая.

- Как скажете, - он вернул ей сумку, аккуратно застегнув "молнию" наружного кармана.

- Сначала на Кропоткинскую, - сказала Ника усаживаясь вместе с Зинулей на заднее сиденье.

- Так ведь пробки какие, Вероника Сергеевна, - запротестовал Стасик, который, как всегда, сидел за рулем, - мы сейчас по центру часа два будем двигаться. На самолет опоздаем.

- Ничего. Как-нибудь, - ободрила его Ника.

- А знаешь, - задумчиво, еле слышно, произнесла Зинуля, - я действительно глупый человек. Глупый, доверчивый до неприличия. Я верю всем. Никита убедил меня, будто у него творческий кризис, будто он устал от своей квартиры и жаждет сменить обстановку. Мне бы подумать, раскинуть мозгами. О нем подумать, а не о себе. Ведь у него что-то произошло, какие-то неприятности. Может, ему помощь была нужна? Однако у меня, как всегда, собственных проблем по горло, к тому же бурный роман с музыкантом из Питера. Мне удобней было поверить, будто у него такой вот странный творческий сдвиг. Тем более у меня ведь тоже бывает, хочется удрать куда-нибудь, сменить обстановку.

Конечно, Никита вряд ли сказал бы мне правду, но поинтересоваться всерьез я могла бы. Просто не хотела нагружать себя чужими трудностями. А потом этот глухонемой бомж с деньгами и анонимками. Я решила - все равно кто-то должен сообщить тебе о том, что Никита погиб, и лучше не по телефону. На это у меня ума хватило. Но больше ни на что. А ведь у глухонемого с родимым пятном действительно мог быть грим на лице. Мне бы присмотреться внимательней. Но Арбат кишит всякими странненькими, как и мой дом, и пельменная, в которой я работаю. Я к ним привыкла, к странненьким. Я живу среди них и уже ничему не удивляюсь.

- Ну хорошо, заметила бы ты грим, и что? Не полетела бы ко мне? - слабо улыбнулась Ника. - Не знаю, все равно, наверное, полетела бы. Раз уж дали мне на это денег... Но дело не в этом. Мне нельзя было уезжать, бросать Никиту одного в моей конуре. Соседи - бомжи, пьяницы, каждый второй - псих. И свет вырубают. И еще "Вятка" эта...

- Какая "Вятка"?

- Стиральная машина. Она не заземлена, бьет током, может насмерть, если схватиться мокрой рукой, тоя на мокром полу. Наверное, так все и произошло. Дикость какая-то... Стоило прятаться от каких-то глупых проблем в моей конуре, чтобы погибнуть так неделю. Ну правда, какие у писателя могут быть проблемы? Он ведь не бизнесмен, не "новый русский", наркотики к употреблял, денег никогда ни у кого в долг не брал...

Двигались через центр действительно медленно. Пробки были страшные. И постоянно в зеркале Ника видела одну и