 избавив себя от непосильной ноши, как хорошо: “лес и река” – свалить всё на то, у которого на все вопросы один ответ – молчание; третий голос повторял: “Ты сломал мои игрушки, – отдавай теперь свою жизнь!”; четвёртый голос лишь откашливался и говорил: “Мм...мм...”, но это “мм...мм...” было страшнее других голосов.
Моя голова загудела, как церковный колокол. В конце концов мне надоела вся эта вакханалия, тем более, когда к голосу Маккартни прибавился хор женских голосов и сотни скрипок.
Я привстал на кровати и осторожно сунул ноги в тапки, стараясь не задавить ими метавшегося в поисках барабанов Ринго...
...Я очутился в метро. Я сидел на грязном полу вагона подземки в позе лотоса и наблюдал за пассажирами. На следующей станции в вагон вошло тройка контролёров с “просьбой предъявить билеты”. У многих билетов не было, и их выгнали на платформу. Я показал свою ладонь, повернув её тыльной стороной, и контролёры, ничего не сказав, прошли дальше.
Передо мной больше никого не было, кроме одного человека. Он стоял рядом с патефоном, который проигрывал “Sex Pistols”. Человек приблизился к окну. За окном плыли дома и деревья, кучи грязи и люди в летних одеждах.
“Красота”, - сказал он, смотря на всё это. “В чём же красота?” – удивился я. “Гавённо...” – ответил он и улыбнулся. В его очках отражались лампы, окна и только что взошедшее солнце. Солнце не отражается у кого попало...
...Я опять сидел на кровати, спустив босые ноги на что-то твёрдое. Этим “чем-то” оказалась ударная установка Ринго, и он был очень недоволен, когда я помешал ему играть соло.
Моя гитара стояла на соседнем диванчике и светилась золотом. Я подошёл к ней, взял в руки и сыграл: “Em, H, Em, H, C, Am, F#m, C, Am, F#m, H, Em”. С полки послышался недовольный восклик: “Он же играет мою песню!” Это был Армен Григорян. “Нет!” – в один голос закричали “битлы”, “роллинги” и Джим, - “Он играет мою-у песню-у-у!”.
Тогда Армен спрыгнул с полки, поздоровался за руку с Джоном, и они вдвоём, положив пластинку “Led Zeppelin” мне на лицо (я к тому времени снова очутился в кровати), стали прыгать на ней и наперебой орать: “Я добрый, я хороший!”. Пол тоже попытался вставить: “Я лучше всех!”, но к нему подскочил Ринго и ударил его барабанной палочкой по лбу. Пол, подумав заткнулся.
Армен посмотрел на меня сверху и с просящей интонацией произнёс: “Один человек обещал мне...”
На стене появилось изображение доски и стоящего около неё Рощина Григория Ивановича. Он объяснял студентам, что нужно “читать лекции”, “всем читать лекции полчаса” – говорил он. Сумасшедшие музыканты слушали его, затаив дыхание. В руках Армена уже была тетрадь с лекциями. Он читал их вслух и делал выводы. Все выводы его были одинаковы и сводились к тому, что пора, мол, строить лепрозорий.
Тут, наконец, появился Мик Джаггер. Он задал вопрос, что, надеется, все знают его имя. Мы дружно сказали, что его зовут Люцифером. Тог
|
