 |
Мистика, Звездные Войны и один парадокс массовой культуры
С. Корнев
|
 нилась эта теория Ницше как святомученика,
христианского святого, непризнанного коллеги
апостола Павла (параллель, которую особенно
любит подчеркивать Свасьян).
В этом контексте кое-какие идеи Делеза упали на
вполне подготовленную почву. "Нацистская
интерпретация Ницше, говорит Делез вслед за Ж.
Батаем, писавшем об этом еще в 30-е годы, -
аберрация недалеких умов, которым не достало
широты взгляда на понимание власти."5 Возможно,
все обстоит несколько иначе, и просто кое-кому
"не достало" "широты взгляда" на
понимание нацизма. Впрочем, Делезу и Батаю это
еще можно простить, учитывая подсознательное
отношение типичного француза к немцам и всему
немецкому, но уж отечественные мыслители,
генетически более искушенные в том, что касается
Власти, обязаны трезво понимать, что
"фашизм" - это не локальное,
провинциально-германское явление, порождение
затхлой атмосферы мюнхенских пивных,
помноженной на Версальский мир, а штука вполне
универсальная - "стадиальная", или даже
"архетипическая", - и именно поэтому крайне
опасная.
Конечно, это не значит, что единственным верным
интерпретатором Ницше был Адольф Гитлер (или,
скажем, хотя бы Шпенглер), но все-таки было бы
несправедливо отнимать у фашистов их Ницше. Им он
принадлежит ровно в той же мере, что и Делезу с
Батаем, Свасьяну с Подорогой. Как ни
выкручивайся, а сознательное стремление к
апокалипсису, "Волю к Ничто", возведенную в
этический принцип, из проекта Ницше не выбросить.
"Ницше, благословляющий
летчиков-камикадзе", "Ницше, нажимающий на
Красную Кнопку", - эти картинки вполне могли бы
украсить его биографию. Нужно признать
фундаментальный дуализм ницшевского проекта:
Ницше - комендант Освенцима столь же реален, как и
Ницше - узник Освенцима. И дело здесь не в
противоречивости наследия Ницше, а в том, что оно,
по своей природе, не укладывается в черно-белую
палитру доброго и злого, которой по привычке
придерживаются университетские ницшеведы.
Наверное дело в том, что его философия
действительно "по ту сторону добра и зла",
как он этого и хотел. Попытка перетянуть его
наследие на одну сторону, или хотя бы провести
некую демаркационную линию, которая бы отделяла
"полезного Ницше" от "вредного Ницше",
заранее обречена на провал. Она столь же наивна,
как, например, попытка представить
волка-санитара-леса ("полезного", а значит
"доброго"), и
волка-пожирателя-мирных-и-тих
|
|
|
