 в особенности из книги "Зогар" и Лурианской каббалы, но также и из других книг. Иногда влияние Каббалы завуалировано вымышленным сюжетом, либо псевдореалистическим описанием, так что мощная каббалистическая струя становится неразличимой. Иногда, особенно в последних историях, отмеченных наибольшим совершенством, каббалистическая символика предстает открыто, с поднятым забралом. Рабби Нахман берет символы, за которыми в Каббале закрепилось ясное и недвусмысленное значение, и сплетает из них каббалистическое истолкование в форме рассказа. Это истолкование можно легко переложить на язык чистой Каббалы. Больше того: в каббалистической литературе, особенно в Лурианской каббале, мы найдем большую часть тех же самых символов, которые используются подобным же образом. В чем же разница между каббалистической литературой и сказками, рассказанными рабби Нахманом? Он придает каббалистическим идеям и символам человечность, оживляет их. В этом главное отличие его "Историй" от Каббалы. Каббала оперирует символикой, образы и метафоры фигурируют в ней почти как математические величины. В то же время в "Историях рабби Нахмана" они обретают плоть и кровь, наполняются человеческой теплотой и жизнью.
Не только традиционные каббалистические образы-символы, такие как "Царь", "Царица" и "Царская дочь", появляются в этих историях. Мы найдем на каждом шагу небольшие детали, направленные против принятой каббалистической символичности. Сам рабби Нахман справедливо замечает, что его истории точны не только в каббалистических аллегориях, но и в жизненных частностях, иногда даже в характерных особенностях языка. Как художник рабби Нахман не импрессионист, его кисть выписывает детали, как у Брейгеля, причем настолько тщательно, что едва заметные и казалось бы неважные предметы сохраняют полное соответствие реальности. И это при том, что, как мы помним, "Истории" с самого начала призваны были нести слова Торы и важность их художественного совершенства не шла ни в какое сравнение с философским содержанием.
Большинство "Историй рабби Нахмана" композиционно и стилистически напоминают народные сказки и так же пространны. Было бы неправильно считать это сходство поверхностным.
Фольклорные источники
Рабби Нахман заимствует у народных сказок не только внешнюю фабулу или традиционный зачин, он черпает из них нечто гораздо более важное. Доказательством тому служит история о пропавшей царской дочери - это известная народная сказка, по новому рассказанная рабби Нахманом. Его собственные слова, свидетельствующие о том, что использование народной сказки не было случайным, приводит ученик: "Прежде, чем рассказать свою первую историю, рабби сказал: ”В сказках, которые рассказываются в мире, кроется много тайн, и есть в них вещи чрезвычайно возвышенные. Но в этих сказках ущерблены они и многого не хватает, ибо все перепуталось в рассказе. То, что относится к началу, рассказывают в конце, и так далее... Бешт, благословенной памяти, умел рассказывать истории, в
|
