Их многообразное содержание воздействовало на разных уровнях, причем не всегда открыто, как результат прямого авторского усилия. Порой человек сам не мог сказать, чем на него подействовала та или иная история, что-то изменившая в нем. Свою первую сказку, о пропавшей принцессе, рабби Нахман предварил словами: "Довелось мне как-то в дороге рассказывать сказку, и всякий, кто ее слышал, задумывался о возвращении к Б-гу". Так поступал Бешт. Его многозначительные притчи будили чувство и переживание, так что даже слушатель, ничего не понимавший в каббалистической символике, ощущал волнение.
Удивительная способность "Историй рабби Нахмана" пробуждать от духовного сна во всех семидесяти его ликах заложена в двойственности формы и содержания. Занимательное повествование идет своим чередом, но при этом оно настолько насыщенно многообразным смыслом, что помимо воли заставляет слушателя или читателя вновь и вновь возвращаться к рассказу и размышлять о нем, отыскивать общий и свой особый смысл, побуждая к духовному бодрствованию и росту.
Язык оригинала и переводы
"Истории рабби Нахмана" рассказаны на идиш, однако записаны на иврите. На языке еврейской письменности их записал рабби Натан, и в таком виде они впервые увидели свет. Правда, издатели последующих ранних изданий учли желание автора и присовокупили внизу перевод на идиш. Рабби Натан стремился сохранить в ивритском тексте все особенности речи и стиля своего учителя, и потому язык "Историй" так шершав, а иногда неудобопонятен. Понимая это, рабби Натан принес свои извинения за изобилие чуждых и непривычных ивриту выражений (за "грубый язык", по его словам), объясняя это желанием быть возможно ближе к оригиналу, прозвучавшему на идиш7.
"Истории рабби Нахмана" переведены на множество языков, не раз переложены и на литературный иврит. Переводчики и стилисты пытались по мере сил украсить язык оригинала, ускорить развитие сюжета и т. п. Это приводило к тому, чего так страшился рабби Натан: мелкие стилистические улучшения и сокращения вносили искажение в смысл. Не следует забывать, что и по форме, и по содержанию "Истории рабби Нахмана" выполнены искусной рукой мастера, их фабула тщательно рассчитана, в повествование вплетены различные нити, так что все подробности и детали сочетаются в едином творческом замысле, и рассказ в целом ведет к намеченной автором цели8. И потому даже легкие стилистические поправки рвут тонкую ткань повествования, уводя от авторского замысла. Это в равной мере касается и "исправленных" переводов, и литературных обработок на иврите9. Оригинальной версией "Историй рабби Нахмана" большинство ученых считают ту, что сохранилась на идиш. Именно она запечатлелась в памяти тех, кто первоначально записал текст на иврите10.
Как бы ни был точен и хорош перевод, все равно в полной мере оценить достоинства "Историй рабби Нахмана" можно лишь на идиш, с его неповторимым ароматом "идишкайт", с неподдающейся переводу атмосферой еврейского местечка, с идиомами
|