и словосочетаниями живого разговорного языка - украинского диалекта идиш восемнадцатого-девятнадцатого веков11. Однако не этот диалект лег в основу литературного идиш, и живых его носителей сегодня практически не осталось.
Объяснения и комментарии
Даже самые простые из сказок рабби Нахмана наделены незаурядным смысловым потенциалом. Большая их часть - сложные аллегории (причем не только в жанровом, но более того - в содержательном отношении). Как уже отмечалось выше, многозначность и глубина соответствовали авторскому замыслу и проистекали из него. Объяснения и комментарии не претендуют исчерпать эту глубину, раскрыть все смысловое богатство источника. Тщательный анализ и всеобъемлющее истолкование "Историй" потребовали бы огромных технических усилий, в частности, создания сложнейшего многостороннего справочного аппарата со всеми отсылками и цитатами. Реальным представляется поэтому единый стержневой комментарий, апеллирующий к каббалистическим и хасидским источникам и к самому рабби Нахману. В нашем случае, думается, нецелесообразно глубоко закапываться в истолкования частностей и деталей. Смысловые пласты сказок и отдельных фрагментов, оставшиеся неосвещенными, иногда затрагиваются намеком, в целом же они остаются нераскрытыми, либо о них лишь мимоходом упоминается. Часто можно усмотреть в том или ином фрагменте больше, чем одно содержание, один смысл - это связано с разными смысловыми пластами, с разным способами восприятия, - и поэтому истолкование могло бы пойти иными путями. Объяснения и комментарии лишь намечают путь, создают идейное поле, отталкиваясь от которого читатель сможет самостоятельно искать остальные "семьдесят лиц" Торы, обратившись к приведенным указаниям и отсылкам, призванным помочь ему в этом. Его ожидают находки, скрывающиеся либо в оттенках и деталях, либо в целостном звучании каждой истории - те вечные, вновь и вновь открываемые грани, которые особенно дороги, когда приходишь к ним сам.
Общий смысл "Историй"
Несмотря на сложность и запутанность символики, сквозь "Истории рабби Нахмана" проходит ряд постоянных символов. Причина этого в том, что символика рабби Нахмана выражает не столько интимный внутренний мир художника, сколько реалии традиционной еврейской мысли, общие положения каббалы. Правда, многие вещи рабби Нахман интерпретирует по-своему, либо добавляет свое видение к устоявшемуся, однако и это - лишь новая струя в потоке многовековой еврейской мысли, особенно в ее каббалистическом и хасидском руслах. Поэтому выбор исходного символического ряда не зависит от рабби Нахмана, он не случаен, а обусловлен той материей мысли, в которой укоренен автор "Историй". Из этой материи он строит, ее развивает и обогащает. Творчество рабби Нахмана, понятно, не охватывает всей широты еврейской интеллектуальной и духовной традиции, фокусируясь на некоторых ее аспектах. Это придает "Историям", на первый взгляд совершенно разным, определенное единство, внутреннее и внешнее, позволяющее говорить 
|