Глава: 16
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. МЕЛЬНИЦА БОГОВ
- Ня-а-а, ня-а-а!
- Пошел прочь от меня, говнюк, отвали от меня. Ты воняешь!
- Точняк, он воняет. А знаешь, почему? Потому что его вырастили в
резервуаре с жидким удобрением.
- Эй, Дэнни, которая твоя сестра? Эта что ли, вон та корова, твоя
сестра, а, Дэнни?
Ян Свобода хлопнул ладонью по контрольной панели.
- О'кей, - прикрикнул он. - Успокойтесь! Сядьте.
- Уберите этого навозника Дэнни к чертям собачьим, - сказал Пэт
О'Малли. - Я не желаю, чтобы рядом со мной торчала эта жирная скотина,
которую вырастили в резервуаре.
- Ня-а-а! - сказал Фрэнк Де Смет, влепив бедняге подзатыльник.
Дэнни Коффин свалился на четвереньки в боковой проход. Фрэнк и Пэт
соскочили со своих мест и начали его тузить.
- Я сказал, хватит! - Свобода снова стукнул по панели, с такой силой,
что она затрещала. - В следующий раз я стукну уже по чьей-то заднице.
Он привстал и оглянулся. Мальчишки стихли и вернулись на свои места.
Свободе уже несколько раз приходилось пилотировать школьный автобус
согласно установленной очереди, и вскоре он завоевал у детей репутацию
зануды. Но это служило ему защитой.
Дети, в общем-то, не были такие уж плохие, но Свобода вез их из
школы, где им приходилось немало работать, домой, где приходилось работать
еще больше. Конечно, им нужно было где-то выпустить пар, а где же еще, как
не по дороге домой? Но Свобода предпочитал не допускать этого, пока старая
мышеловка была в воздухе.
- Это очень низко - дразнить бедного Дэнни, - сказала Мэри Локейбер,
девочка в накрахмаленной кофточке и с длинными локонами, похожими на
темный шелк. - Он ведь не виноват, что его пришлось выращивать в
резервуаре.
- Вы тоже не больно задавайтесь, - мрачно сказал Свобода. - Вас самих
вырастили в резервуаре. Он, правда, называется материнским чревом, а не
экзогенетическим аппаратом. Но на днях ваши родители возьмут своего
собственного экзогенетического ребенка, и он будет ничем не хуже, чем вы,
- он немного помедлил. - Разве что не такой везучий, как вы. О'кей,
пристегнитесь.
Дэнни Коффин сел на свое место рядом с Фрэнком де Смет, высморкался и
вытер нос. Это был приземистый темноволосый мальчик с широким лицом и
прямыми волосами: его хромосомы несли в себе наследство Востока. После
начала учебного года он повел себя очень спокойно. Когда другие приставали
к нему, он предпочитал не давать сдачи, а защищаться.
"Надо будет сказать о нем Сабуро", - подумал Коффин. Хирояма, его
коллега по работе, преподавал в старших классах дзюдо. - "Небольшой
специальный инструктаж мог бы дать бедному парню шанс завоевать
уважение... А, может быть, и нет. При гравитации, которая на четверть
больше земной, Растум - неподходящее место для безответственного
применения таких приемов".
Свобода почувствовал озноб. Не так давно он видел, как с крыши упал
человек. Ребра его пронзили легкие, а таз был разбит вдребезги. На Земле
бедняга отделался бы, самое большее, сломанной ногой.
Свобода нажал на кнопки контроля. Роторы стали перемалывать воздух, и
аэробус тяжело двинулся вверх. Вскоре оставшаяся внизу школа превратилась
в скопление покрытых дерном крыш с грязным пятном игрового поля
посередине. Несколько дюжин деревянных домов - поселок Анкер - тоже
уменьшился на глазах, превращаясь в пятно на пересечении трех ярких линий.
В этом месте реки Свифт и Смоки, сбегавшие с гор Кентавра на западе,
сливались и образовывали Эмперор. Весь остальной пейзаж занимала сплошная
зелень со слабым отблеском металлической голубизны. То тут, то там
мелькали клочки лесов и светлые пятна полей, где фермеры пытались
вырастить пшеницу и рожь. К северу пейзаж становился все более мрачным,
занятый сплошными лесами; к югу он переходил в возвышенность, которая
становилась все круче и каменистее, пока, наконец, не превращалась в цепь
Геркулесовых гор, стеной закрывавших горизонт.
Приближался день осеннего равноденствия, когда Растум почти поровну
делил свой шестидесятидвухчасовой период обращения между днем и ночью. К
концу полдня солнце поднималось над Кентавром, окрашивая в розовый цвет
его снежные вершины, прятавшие свои плечи в благодатной тьме. На землю
ложились гигантские тени. Оно было слишком большим, это солнце, и слишком
ярким, но в то же время чрезмерно оранжевым. Оно непомерно медленно
двигалось по чересчур тусклому небу.
Или, может быть, так только казалось колонистам, которые выросли на
Земле. Новое поколение, представители которого, первоклассники, сидели
сейчас у Свободы в аэробусе, находили все это вполне нормальным. Для них
"Земля" была всего лишь словом, всего лишь термином по истории, связанным
с другим термином "звездой", которую взрослые называли "Сол". Прожив на
Растуме семнадцать лет - нет, черт побери, десять земных лет - Свобода
стал замечать, что воспоминания о родной планете постепенно стали
стираться в памяти.
- Ня-а-а, учительский любимчик. Ты уже наябедничал, а? Ну, подожди,
доберусь я до тебя завтра.
- Прекрати, Фрэнк, - крикнул Свобода.
Мальчишка Де Смета поперхнулся и уставился на него. В густом воздухе
плоскогорья А
|
