Майкл вытаращил глаза и открыл рот.

- Есть старый анекдот, - продолжал Саша. - В богатой английской семье рос мальчик, который до пяти лет не разговаривал. Родители страшно переживали, показывали ребенка разным врачам, но все бесполезно. И вот однажды за обедом мальчик отставил тарелку и внятно произнес: "Бифштекс пережарен". - "Джонни, милый! - закричали родители, оправившись от шока. - Почему же ты раньше молчал?" - "Раньше все было в порядке", - ответил Джонни. Так вот, мистер Баррон, раньше все было в порядке, и я молчал.

- А что случилось теперь? - спросил Майкл, судорожно сглотнув. - Ведь мы с вами не за обеденным столом, и нет никакого бифштекса. Я пытаюсь шутить, но на самом деле мне не до шуток. Объясните, Саша, в чем дело и кто вы такой.

- Я старший лейтенант Федеральной службы безопасности, моя фамилия Волковец.

- То есть вы из КГБ? Вы что, принимаете меня за американского шпиона?

- Я понимаю, одно только сочетание этих букв вызывает у вас отвращение. Но, если кто и принимает вас за шпиона, то уж, во всяком случае, не наш департамент.

- Саша, вы не могли бы изъясняться конкретней?

- Мистер Баррон, вы хорошо знаете классическую русскую литературу?

- О Господи, Саша, я же просил - конкретней, пожалуйста! - простонал Майкл.

- Помните пьесу Гоголя "Ревизор"? Вот вас тоже приняли за кого-то другого. Местная мафия следит за вами очень пристально. И это становится опасным. Думаю, вам следует сегодня же отправиться в Москву.

- Как в Москву? Но я еще не был в Ханты-Мансийске и в окрестных деревнях... Я не сделал и половины из того, что хотел... Зачем в Москву? А Лена?

- Она тоже улетит. Сейчас мы вместе зайдем в ваш номер, Вы соберете вещи. Только очень быстро. Потом мы отправимся в Тюмень, сразу в аэропорт. Есть ночной рейс, и этим рейсом вы улетите.

- Один?

- Почему один? Вместе с Леной.

- Если я не соглашусь?

- А вы уже согласились, - усмехнулся Саша, - вы ведь разумный человек и не захотите рисковать жизнью.

- Хорошо, - вздохнул Майкл, - вы правы. Я не хочу рисковать жизнью. Но у меня одно условие. Без Лены я не помечу.

* * *

Николай Иевлев увидел, как отъехал "москвичек" Саши Волковца и как следом двинулся темно-лиловый "жигуль".

- Ничего, - мысленно обратился майор к четырем амбалам в "Жигулях", - ничего, "братки"-говнюки, вас сейчас подрежут на перекрестке, ох хорошо подрежут. Жалко, не под корешок.

Давно стемнело. В мрачном пятиэтажном здании Дома ветеранов горело только несколько окон. Бледно-желтые световые блики причудливо шевелились, падая на черную стену заснеженной тайги.

Тайга подходила совсем близко, но наблюдали за домом не оттуда. Полянскую должны были ждать где-то здесь, в высоком, густом кустарнике, разросшемся вдоль главной аллеи. И ее ждали. Когда затих звук мотора отъехавшего темно-лилового "жигуля", Иевлев уловил какой-то вкрадчивый шорох, черная масса кустарника шевельнулась.

Он взглянул на светящийся циферблат. Через десять минут Полянская выйдет из здания и пойдет по этой аллее, вдоль черных кустов. Возможно, они не станут нападать сразу, а поведут ее еще немного. Но не исключен и другой вариант. На их месте он бы давно потерял терпение.

Иевлев знал, что сейчас в ста метрах отсюда должен остановиться военный "газик", и прислушивался к гулу редких машин, проезжавших по шоссе. Группа захвата, пять человек из местного ФСБ, будет готова в любой момент вступить в игру. Малейший шум, а тем более выстрел, станет автоматическим сигналом для них.

Старые кожаные ботинки промокли насквозь, пропитались талым снегом, и холод шел от ног по всему телу. Иевлеву ужасно хотелось курить и чай хотелось горячего. Он думал о том, что захваченные "языки" все равно будут молчать и хозяина своего не заложат ни за какие коврижки. Жизнь дороже любых коврижек.

Так будет всегда. Шавки и "шестерки" будут молчать и париться в зонах по всей стране. А хозяева будут посылать в зону индивидуальный "грев" с барского плеча, строчить душевные "малявы" честным арестантам и править единовластно своими вотчинами, кусками огромной страны, с ее тайгой, с ее золотом, нефтью, маковыми и конопляными полями, с ее бандитами и проститутками, народными артистами и членами правительства. Так будет всегда. Ничего не изменится от того, что он, майор Иевлев, сидит сейчас, промокший и продрогший насквозь, в заснеженных кустах на окраине старинного сибирского города, сидит и ждет - то ли шальной пули, то ли воспаления легких. Даже если развяжутся языки тех, кто прячется сейчас напротив и тоже ждет, все равно ничего не изменится...

"Вот выпил бы я горячего чайку, и не было бы у меня таких мрачных ненужных мыслей", - вздохнул про себя Иевлев. И тут же тихо и быстро расстегнул кобуру.

Из кустов напротив послышался слабый свист. Вдали на шоссе тихонько зарычал двигатель "газика". Какая-то длинная тень метнулась в бледном фонарном луче. Огромная туша бесшумно обрушилась на майора сзади, повалила в рыхлый снег. Кустарник сухо и пронзительно затрещал. Иевлев успел заученным приемом перехватить запястье противника левой рукой, а правая рука уже щелкнула предохранителем, но тут бабахнул оглушительный взрыв. В ста метрах, на шоссе, что-то вспыхнуло, выхватив на миг из темноты клок тайги, низкое небо над соснами, угол кирпичного пятиэтажного дома.

Только на этот короткий миг замешкался майор Иевлев, но быстрое лезвие ударило точно в сердце. Последнее, что он успел увидеть, - белесое, расплывчатое пятно луны сквозь слой ночных облаков и черные, корявые ветки кустарника.

* * *

- Спасибо, Валентина Юрьевна, мне пора, - сказала Лена, поднимаясь и надевая куртку.

- Как же вы одна так поздно, деточка? Я думала, за вами зайдут.

- Ничего, - улыбнулась Лена, - автобус х