- Не знаю, - пожал плечами Леша. - Я бы на его месте...

- Вот именно, - жестко ответила Настя. - Ты бы. Но ты - Леша Чистяков, со своими мозгами и со своим жизненным опытом. А он - Володя Ларцев, со своей прожитой жизнью, со своими утратами и со своими ценностями, со своим характером и со своим жизненным опытом. Все люди разные, оттого и поступают все по-разному. Многие наши беды как раз от того, что мы пытаемся мерить других людей собственной меркой.

- Когда Ларцеву вернут дочь? Можем мы с тобой сделать что-нибудь, чтобы это произошло побыстрее?

Настя не ответила. Она молча разглядывала остатки кофе в чашке, как будто пыталась увидеть там ответ на Лешин вопрос.

- Ты меня слышишь? - настойчиво повторил он. - Что можно сделать, чтобы помочь девочке?

- Боюсь, что ничего, - едва слышно сказала она.

- То есть как?..

- Заложников не возвращают, как показывает опыт.

- И ты так спокойно об этом говоришь?! Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать. Я тебе не верю. Просто у тебя опустились руки, и ты не можешь ничего придумать. Ну встряхнись же, Настя, надо же что-то сделать!

- Помолчи, - резко оборвала она Лешу. - Ты, видно, плохо меня знаешь, если думаешь, что у меня могут опуститься руки. Девочка слишком большая, чтобы ее можно было вернуть домой. Если бы ей было года два-три - тогда был бы шанс, потому что от нее как свидетеля никакого толку. А одиннадцатилетняя девочка их всех запомнит и детально опишет. И расскажет, чем ее кормили, и о чем они между собой разговаривали, и какие любимые словечки употребляли в разговоре, и какой вид из окна, и какие звуки доносились с улицы, и много чего другого. После этого их найти - дело терпения и техники. Именно поэтому заложников никогда не возвращают. Но есть и еще один закон, и мы можем надеяться только на то, что он сработает.

- Какой закон?

- Через неделю после совместного пребывания преступнику становится трудно убить заложника. Они привыкают друг к другу, между ними складываются какие-то отношения, они вынуждены общаться. И чем дольше держат заложника, тем труднее его убить. Тогда у нас появляется пусть микроскопический, но шанс. Они девочку, конечно, не отпустят так запросто, но и не убьют, по крайней мере сразу. Ларцев ничего этого не хочет понимать, он в отчаянье и вынужден верить им. Если это опытные преступники, то девочки, скорее всего, уже нет в живых.

- Ты - чудовище, - выдохнул Леша. - Как у тебя язык поворачивается спокойно рассуждать о таких вещах.

- Ты еще скажи, что я моральный урод. Просто у меня хладнокровия и рассудительности больше, чем у Ларцева. Может быть, потому, что у меня нет детей, тут он прав. И от того, что я начну рвать на себе волосы, рыдать и причитать, ситуация, к сожалению, не изменится. Если девочка мертва, мы можем делать все, что считаем нужным, но с риском, что Ларцев явится нас с тобой убивать. Если же она еще жива, то нужно сидеть тише воды, ниже травы, чтобы, не дай Бог, не спровоцировать преступников, и молиться о том, чтобы затянуть игру на как можно больший срок. Каждый день, каждый лишний час, который Надя проводит с ними - это, конечно, травма для нее, это дни и часы переживаемого страха, но это и надежда на то, что она останется в живых. Вот я и пытаюсь придумать, как потянуть время, не вызывая у них подозрений. А ты со своими новостями по радио мне закатываешь скандалы.

- Ну извини, старушка. Сойдемся на том, что мы оба не правы. Но согласись...

Леша не успел договорить, как его прервал телефонный звонок.

- Как чувствуешь себя, Стасенька? - заботливо осведомился Колобок.

- Плохо, Виктор Алексеевич. Был врач, дал мне больничный на десять дней, ведено лежать, спать и не дергаться. - Хорошо тебе, - с завистью вздохнул Гордеев. - А на меня тут ушат помоев выливают.

- Кто?

- Сначала Ольшанский. Его, видите ли, вызвал начальник следственной части и устроил разнос за дело Ереминой. Кричал, что если не знают, как раскрыть преступление, так пусть честно признаются в своей несостоятельности и приостанавливают дело, а не изображают видимость активности.

Попросил принести дело, сам лично его прочитал, ткнул носом в то, что в деле после шестого декабря не появилось ни одного нового документа, обозвал Костю бездельником и велел немедленно готовить постановление.

Костя, конечно, на меня собак спустил, ну а я, как водится, на него. У меня сыщики по горло загружены, света белого не видят, а такие следователи, как он, тянут резину, ничего сами не делают, все только и дожидаются, пока им оперативники дело раскроют. На том и расстались. Потом Гончаров, который наружниками командует, прилетел весь в мыле отношения выяснять. Орал, что у него людей не хватает и если я у самого генерала рапорт не подпишу, он своих ребят с наших объектов снимает. Так что все, кто у нас фигурировал по делу Ереминой, остаются без прикрытия.

- Ну так подпишите бумагу у генерала, в чем проблема-то?

- Ходил.

- Ну и?

- Как пришел, так и ушел. Еще и наслушался и про себя, и про тебя, и про Божью матерь. Ты, может, еще не слышала, убит председатель правления банка "Юник", так что теперь это у нас будет преступление номер один, все силы бросаем на него, а убийство каждой проститутки расследоват