Глава: 14
й поп-звезды.
- Вениамин Волков?.. Подожди, я, кажется, его знаю.
- То есть? Ты что, знакома с ним? Лично знакома?! - Был такой комсомолец в городе Тобольске, очень давно, четырнадцать лет назад, - кивнула Лена.
Гоша выхватил из кипы бумаг на своем столе какой-то яркий музыкальный журнал, нервно пролистал его и сунул Лене под нос огромную, на разворот, цветную фотографию.
С фотографии улыбались мужчина и женщина. Мужчи - лысеющий блондин с бледно-голубыми глазами и худым дицом. Женщина - кареглазая красотка лет сорока, с волосами цвета спелой пшеницы.
- Ну? Это он? - затаив дыхание, спросил Гоша.
- Да, это Веня Волков. Только постарел и полысел, - рассеянно ответила Лена.
Она не могла оторвать взгляд от лица женщины. Что-то смутно знакомое было в этом холеном, чистом, идеально-правильном лице. Что-то смутно и неприятно знакомое.
- А кто эта женщина?
- Жена его и совладелица концерна, Регина Градская. Слушай, Лена, значит, ты была лично знакома с самим Волковым, когда он еще жил в Тобольске?
- Гоша, я была знакома со множеством людей по всему бывшему Советскому Союзу. Я ведь не вылезала из командировок. А ты случайно не знаешь, чем занимается его жена, кто она?
- Я же сказал, она - совладелица концерна "Вениамин". - Зачем ей еще чем-то заниматься? Вроде она врач или экстрасенс, типа Кашпировского. Какая разница? Ты что, ее тоже знаешь?
- Нет. Ее не знаю. Показалось, что видела где-то... Улыбка знакомая. - Слушай, ты можешь мне рассказать о Волкове все подробно, каким он бьи тогда, о чем вы разговаривали?
- Попробую, если тебе так интересно.
- Ты не представляешь, какой можно материал забацать! Это же эксклюзив! Как ты думаешь, он тебя помнит?
- Вряд ли, - пожала плечами Лена, - столько лет прошло... Это был 1982 год. Конец июня.
У Регины не выходили из головы несколько фраз, которые словно, в гипнотическом подсознательном бреду, произнес Веня.
- Она могла бы меня спасти. Если бы она не оттолкнула меня тогда, я пошел бы за ней куда угодно, я сумел бы победить любой голод. К ней я чувствовал что-то совсем другое, новое, странное для меня, но, вероятно, нормальное для другие Я чувствовал к ней нежность, мне было за нее страшно, мне не хотелось терзать и топтать. Я любил ее. И не могу забыть. Но я не был ей нужен.
- Кто? О ком ты? - удивленно спросила Регина.
- Я о Полянской... - тихо ответил он, не выходя из гипнотического сна.
- Но ты был знаком с ней всего неделю. Это было страшно давно. Чем же она лучше других?
- Не знаю... Я мог бы стать с ней нормальным мужчиной.
- Почему?
- Она не врала и не фальшивила. В ней не было кокетства. Я любил ее - как мужчина, а-не как зверь.
- А разве та первая девочка, Таня Костылева, врала и фальшивила? - осторожно спросила Регина.
- Нет. Теперь я знаю, что нет. Но тогда я был юным идиотом, тогда я не верил никому, кроме своего голода.
- Я научила тебя побеждать голод... - тихо напомнила Регина.
- Да. Но она тоже могла бы меня спасти. Раньше. И по-другому. Она спасла бы меня как-то иначе, чем ты.
- Ты бы убил ее в конце концов, как остальных. Только я научила тебя утолять свой голод, не убивая.
- Да... Только ты...
Потом был обычный припадок, которым всегда заканчивался сеанс.
Регина не стала напоминать ему о словах, сказанных под гипнозом. Но сама забыть их не могла.
В течение всей их совместной жизни вокруг была масса красоток экстра-класса: фотомодели, манекенщицы, певички. Но Регина была спокойна за своего мужа. Он не стал бы спать с другой женщиной. Она внушила Вене, что любую другую он может убить. А этого он боялся больше всего на свете.
У нее не было повода ревновать еще и потому, что Веня сидел на гипнозе, как на игле. Он не мог существовать без этих сеансов, а стало быть, полностью, всей душой - в буквальном смысле слова - зависел от Регины.
И тут, через много лет, оказывается, что была в его жизни обычная, человеческая, а не звериная любовь. Было такое острое и сильное чувство, что он действительно мог бы избавиться от своего психического недуга - без Регининой помощи. Конечно, никакая нормальная баба не согласилась бы жить с ним, узнай она про его подвиги. Эта умница Полянская заложила бы его первому встречному менту и чувствовала бы к нему только ужас и отвращение.
Она нормальна до тошноты. Она не мыслит жизни вне рамок бездарной общепринятой морали. Но именно к ней, к этой банальной пресной кукле, было обращено единственное в Вениной жизни здоровое мужское чувство. Обращено безответно...
Не Регине, которая всю себя вложила, чтобы сделать из него то, чем он стал сейчас, досталась первая и последняя Бенина любовь, а этой ментовской женке, сучке, гадине...
Впервые за много лет в ней проснулась настоящая, глубокая и мрачная ревность. Но она справилась с этим глупым, ненужным чувством. Она была уверена, что справилась... Дело не в том, что когда-то Веня был влюблен в Полянскую и теперь вдруг, совсем некстати, стал вспоминать о своей единственной здоровой человеческой любви. Дело в том, что любовь эта - самый опасный и самый активный свидетель. Каждый ее шаг чреват серьезными проблемами - и для Вени, и для Регины, а главное - для концерна.
|